Время красного дракона. Владилен Машковцев
Иди, Глафира, отдыхай!
Гости хохотали. Виссарион Виссарионович говорил:
– Представляешь, Авраамий? Сидят иностранные гости за столом. А наша русская баба роняет ложку, вытирает ее подолом своей грязной юбки и подает с реверансом: мол, кушайте на здоровье!
– Я бы не стал драматизировать ситуацию. До конгресса еще далеко. Можно создать курсы поваров, официантов.
Ломинадзе вскинул руки к небу:
– Вай! Кто будет преподавать? Кто может у нас в городе нарезать осетрину? Кто может изготовить приличное блюдо, салат? Кто умеет красиво и с достоинством обиходить стол? Этикет обслуги – это искусство!
Придорогин, видимо, все время прислушивался к разговору Ломинадзе и Завенягина. Он встал, поднимая фужер:
– Я знаю, кто может обслужить международный конгресс!
– Кто? – заинтересовался Ломинадзе.
– У меня на спецпоселках и в колонии у Гейнемана есть царские повара, фрейлины разные, графини. Мы дадим их на месячишко вам. Пользуйтесь нашей добротой. Они у нас на черных работах: роют котлованы, подносят кирпич. Так сказать, искупают вину, перевоспитываются.
Войдя через калитку, Порошин увидел во дворе директорского особняка обшарпанную легковушку своего начальника. Придорогин часто водил автомашину сам, не любил ездить с шофером. Завенягин заметил нового гостя:
– Проходи, Аркадий. Садись за стол.
Ломинадзе наполнил фужер коньяком:
– Пей штрафную!
– Можно, разрешаю! – крякнул Придорогин.
– Нельзя, у меня дело, – отклонил фужер Аркадий Иванович.
– Отойдем в сторонку, – взял под локоть Порошина начальник НКВД, уводя своего заместителя в дальний угол сада, за кусты сирени.
– Докладывай, но коротко, по сути.
Порошин объяснил, что тайны с пропавшим трупом больше не существует. Но для формальности могилу придется вскрыть. Он пытался внушить своему начальнику, будто нет особой необходимости производить обыск в доме старика Меркульева. И для разрядки пересказал нелепицу, сочиненную бригадмильцем: о бочках с казачьим золотом, о кувшине с драгоценными камнями.
Придорогин присел на огуречную грядку, начал перематывать сбившуюся портянку. От грязной портянки веяло мерзопакостной вонью.
«У него лицо и шея – коричневые, руки – коричневые, а ноги – белые!» – отметил про себя Порошин.
Язык у Придорогина хмельно заплетался, но рассуждал он логично:
– Ты, Порошин, мальчишка! Чему тебя учили в Москве? Знамо, что никакого казачьего клада нет. Бочек, набитых золотом, не отыщем. А вот горшок с царскими золотыми червонцами может оказаться в могиле старухи. Несколько желтых монет мы у штрунди на базаре отобрали. И ошибку совершили, не обыскали притон. Обыск сделаем сегодня же. Но сначала поедем на кладбище, вскроем захоронение. Вот черт! Как я поведу машину? Я же надрызгался в стельку. Пьян – в дугу!
Из-за куста вышел Голубицкий, он слышал последние слова начальника милиции. И предложил свою помощь:
– Давайте, я поведу вашу эмку. Я же почти не пил.
– Разве