Максимальный Дмитрий. Дели Дейк
фатума. Но теперь, наблюдая знакомое лицо, слушая голос друга, я вновь становился самим собой.
Вера в то, что я способен делать поступки и принимать решения, вновь посетила меня. Я, гордо приподняв голову, игриво-торжественно занес в воздух чайную ложку, словно она была дирижерской палочкой, и произнес:
– Я женюсь!
Проиграв ложечкой неслышимую мелодию, я плавно опустил свой инструмент на стол, и застыл в ожидании его реакции.
Дима, сочувственно сдвинув брови домиком, трогательным голосом спросил:
– А это лечится?
– Перестань! Я теперь обязан жениться, – ответил я.
– Обязан? Что-то это противоречит твоему кодексу свободного общения с дамами.
– Нет, в этот раз я слово дал.
– И что? Слово дал, – передразнил Дима, напыщенно вытянув губы. – Скольким девицам ты слова давал, лишь бы они в ответ дали.
– Все шутишь, Дим. Я не ей слово дал, вернее, я ей тоже, но это не важно. Понимаешь, тут отец ее так все обустроил, что, в итоге, поставлен я был перед фактом. Одним его словом.
– И слово было? – спросил Дима, выдержав паузу.
– Слабо тебе, говорит, жениться?
– А ты?
– Меня словно конь лягнул, меня понесло, как только я этот вопрос услышал. На все лады стал уверять, что не слабо. Захотел, видно, красиво сыграть.
– Опять игра? Жениться-то в реальности будешь, Макс.
– Слушай, брат, я тут подумал. Семью хочу, детей своих. Деньги, дом, – все есть. Ира – красавица. Женюсь, а то буду, как ты, пришибленный юношеской любовью, ходить по жизни в одиночку. Не, я так не хочу.
– Я тоже не хочу. Но мне вот не встречаются такие Иры, как тебе, например. Не осталось хороших девушек, честных, верных, настоящих.
– Да, Дим, знаю, проверял. Она влюблена в другого, или она замужем, говорит о верности и выставляет себя этакой честной и правильной. А уже к вечеру сама на меня вешается. И где ее жених? Где муж любимый? Пара моих пошлых комплиментов, и она готова. Не было у меня еще отказов у таких «верных» дамочек. Не женись, Димас. Правильно.
– А ты женись, Макс. Слово мужика! Держи слово.
И свадьба прошла в лучших традициях. Оплачивал все отец, мой новый папа. Он не поскупился, ведь его единственная доченька замуж выходит. В моей благонадежности Петр Васильевич не сомневался, и вообще строил на меня долгосрочные планы.
Свадебный угар прошел сквозь меня, как яркий спектакль. Я ощущал себя каким-то актером, я играл роль, и мне все казалось, что можно будет остановиться и переиграть заново. Единственного зрителя, которому я был бы искренне рад в эти дни, моего друга Димаса, – не было на свадьбе. Он уехал из города и оставался очень занят.
Когда свадебное торжество завершилось, произошла какая-то, еще не вполне ясная, перемена. Сначала я почувствовал ее смутно, и никак не мог определить, что же не так. Но что-то было не так!
Как-то Ирина позвонила, чтобы я забрал ее с работы. Я заехал за ней в салон. Мы встретились, немного поговорили. Оказалось, что она