Обреченный мост. Юрий Иваниченко
за леера ограждения серая фигурка, вспорхнув полами шинели, словно подстреленная ворона.
– Я останусь один! – закричал Боске, припав на одно колено. – Удержаться несколько секунд на цистерне несложно, гранат они не применят, побоятся. Я не дам им потушить шнур, пока…
– Пока живы будете, – оборвал его «Везунок». – А если вас не прикрыть, то продлится это недолго. Малахов! – кликнул он матроса, который даже теперь не нашёл в себе достаточно силы воли, чтобы запахнуть шинель, спрятав тельняшку, дырявую, как легендарное полковое знамя.
– Я остаюсь! – зло бросил Арсений через плечо, даже не услышав ещё новой команды.
– Остаёшься, – согласно кивнул Серёга Хачариди. – Остаёшься за старшего группы! Группа немедленно покидает состав! Головой отвечаешь, чтобы все живые и здоровые добрались до своих, ясно? Особенно за Родриго!
– Ясно, – нехотя протянул Малахов. – Но…
Не дожидаясь его возражений, Сергей Хачариди забросил пулемёт за спину и по стальным скобам на замасленном боку цистерны проворно исчез из поля зрения Малахова, поднявшись наверх.
Матрос исподлобья взглянул на оставшегося Мигеля Боске – в конце концов командовал операцией именно он.
– Подтверждаю, – положил лейтенант руку на плечо Арсения. – И это… Нас не дожидайтесь. Будем живы, сами доберёмся.
Керчь. Мыс «Змеиный». Район заводской пристани
Войткевич и Новик
Видимо, и у этого патруля береговой охраны не возникло сомнений, что Die Frau, оказавшаяся на диком пляже между причалом и зенитной батареей Люфтваффе, не является ни партизанкой-разведчицей, ни тем более русской парашютисткой. Так что судьба её решилась просто и даже как-то весело. А то такая смертельная скука – ни свет ни заря таскаться в промозглом тумане по берегу, продуваемому всеми ветрами.
Гортанные окрики приобрели охотничью весёлость загонщиков. Вязкость тумана прорезали два выстрела из «Маузера». Но, видимо, белые клочья, закурившиеся в зарослях камыша с первыми золотистыми просветами солнца, мешали толком прицелиться. Того и гляди, канет в ржавых дебрях юркая фигурка, – ищи потом, хоть выпаливай те камыши, как в прошлый раз, бензином.
«И вообще не слишком это интересно – стрелять, как в ярмарочном тире», – решил, видимо, старший патруля, детина с фельдфебельской звёздочкой на погоне.
Он добился внимания своего сослуживца – приземистой, с чёрными подпалинами, овчарки, истошно лаявшей с обрыва вниз, – и отстегнул карабин поводка.
– Zu nehmen!
…Комья мокрого песка летели из-под задников стоптанных калош; бурые концы распустившегося платка развевались за локтями, как грязные крылья безвозвратно павшего ангела. Теперь уже чересчур одомашненного и приземлённого, от небесного происхождения которого остались разве только слипшиеся перья когда-то белых локонов, бьющихся на спине и плечах. Девушка – теперь так можно было определить это несуразное существо – сломя голову бежала от бесшумной смерти. Бежала