Дорога цвета собаки. Наталья Гвелесиани
ему в глаза мягким, серьёзным взглядом, сразу же затушил папиросу, открыл дверь, ведущую на террасу со двора, и сделал характерный пригласительный жест, после чего схватился рукой за грудь, извиняясь, жестом же, за промедление.
– Пожалуйста-пожалуйста! Проходите, располагайтесь. Мой дом в вашем распоряжении, – заговорил он взволнованно густым баритоном, который, казалось, разрывался на куски от порывов искренности. – Подождите секундочку, я сейчас.
Он скрылся в комнате, где что-то грохнуло, и вернулся через пару секунд со стулом. Ненавязчиво глядя Годару в глаза, не позволяя себе обсмотреть его одежду и обувь, незнакомец деликатно усадил его, сам же, отступив на шаг-другой, опустился на край табуретки:
– Будем знакомы: Мартин.
Годар невольно усмехнулся, но тут же уничтожил усмешку неловкой улыбкой.
– Вы не переживайте так. Со мной ничего не случилось. Я просто совершенно не знаю, с кем посоветоваться. Я оказался в городе случайно, накануне, и понятия не имею о том, где можно побриться, приобрести костюм. Впрочем, душ, наверное, имеется и в гостинице. Я зря сюда пришёл. Извините.
Он хотел встать, чтобы избежать услужливости, на которую сам же напросился, хотел услышать совет издалека, выкрикнутый вдогонку. Но хозяин так поспешно вскочил с табуретки, опрокинув её, с такой искренней порывистостью подался к нему и положил руку на плечо, деликатно касаясь лишь подушечками пальцев, что Годар удержался на месте и выпалил:
– У вас газировки не найдётся? Очень жарко, всё время хочется пить.
Спустя время он сидел за чашкой кофе, приготовленного самим хозяином (тот не держал прислуги), повеселевший, помолодевший после бритья, в хозяйском халате, и делился впечатлениями о местной природе.
– Мне понятно ваше недоумение, – сказал Мартин, внимательно выслушав его, – смесь радости и грусти неизбежна при взгляде на полуденную степь. В моём семейном архиве хранятся подлинники дневников графа Аризонского. В них зафиксировано многое из того, что происходит на суэнской земле под действием недвижного солнца. Граф был географом, очень неплохим для своего времени. В его трудах не содержится грандиозных обобщений, но описательные главы местами настолько живописны, что мне всегда хотелось написать к таким местам музыку. Но я не композитор, – Мартин улыбнулся своей грустной, доверчивой улыбкой. – И потом, я не могу быть объективным: имя графа для меня слишком дорого: я ношу его фамилию.
– Как, вы – Аризонский?! – вскричал Годар.
– А почему это вас удивляет? – удивился в свою очередь Мартин.
– Не удивляет, а впечатляет. Я слышал о графе очень тёплые отзывы… И даже видел его портрет. В Казённом доме, – Годар смутился.
– Такой вот? – кивнул, усмехнувшись, Мартин на стену.
– О, да! – воскликнул Годар. – Только гораздо больший. Я даже вначале подумал, что на портрете – король.
Мартин промолчал. Рука его, вытянувшись в прямую линию, легла на