Любопытная. Жозефен Пеладан
– три недоразумения античности! Но Палестрину никто не слышал! Среди выпускников Эколь Нормаль лишь итальянцы по происхождению говорят, что понимают Данте! Микеланджело – заурядный купальщик! Я говорю вполне серьезно. «Святое Семейство» в Уффици – школа плавания, Сикстинская капелла – творение борца, «искусство ради тела». Ум заменяют мускулы, искусства – полураздетые фигуры.
– Идиот! – бросил художник Эрлон.
– Ты наивен, – возразил Малосен. – Ты по-прежнему молишься на школьных идолов. Благословенная душа! Ты веришь в идеи Паскаля – жалкие заметки на полях – и безумные речи Боссюэ89 – компиляцию Библии и Тертуллиана! Ты веришь глупостям Горация, Маро и Менандра90? Признайся, что веришь Менандру и Мольеру! Мольер был самой продажной душой своего времени. Мольер отвратителен!
Вначале приняв мужчин за сумасшедших, принцесса была возмущена. Она осадила бы Малосена, но Небо́ остановил ее взглядом.
– Нелепое пристрастие к пошлости! – воскликнул Талагран. – Ни сегодняшний, ни завтрашний Ретиф де ла Бретон91 не сочинит ни строчки, сравнимой с одами Ламартина или Байрона.
– Сентиментальный Ламартин и высокомерный Байрон бездарны.
При этих словах Сен-Мейн поднялся со своего места и обратился к присутствующим:
– Что ты скажешь о Фоме Аквинском, католический писатель?
– «Сумма теологии»92 – пуста и бессмысленна, – ответил писатель.
– Каково твое мнение живописца о художниках Ренессанса?
– Авторами фресок были церковные сторожа, светскими живописцами – бездельники. Итальянцы никогда не умели писать полотен. Кроме Веласкеса и Рембрандта в Италии не было художников.
– Вы чересчур критичны, – посмеялся Сен-Мейн.
Затем он спросил Малосена:
– Кого же ты готов пощадить?
– Бодлера93 – среди поэтов, Флобера94 – среди писателей.
Линей пожал плечами.
– Ты безмолвствуешь, словно сама совесть, Линей.
– Ты желаешь услышать мое мнение? Вы источаете дурной запах, словно псы. Малосен хулит Микеланджело, не видев Италии. Католический писатель не знает латыни. Выступавший перед нами художник умрет, не написав вожделенной бездарности. Не перебивайте меня… Будучи, как и вы, приверженцем Золя, я убежден: мы – незваные гости в искусстве. Наш ум, словно скверный желудок, не в состоянии удержать ни единой доктрины и неспособен к многолетним размышлениям, отличавшим философов. Золя, провозгласивший закат метафизики, стал нашим спасением, освободив от прошлого, науки и идеалов! Вслед за ним и под его влиянием сегодня художнику достаточно выйти за порог и описать происходящее вокруг95!
– Ты пьешь уже пятую кружку!
– Идиот! – воскликнул Линей. – Ты думаешь, я был бы столь откровенен, пей я первую? Перед нами – дилемма. Либо Бог, душа и тому подобные вещи существуют (следовательно, не существует нас, коль скоро наше искусство зиждется на отрицании