Двугорбый Янус. Сергей Буянов
Я вслух так и сказал. А она медленно так, как в кино замедленном, разворачивает голову лицом ко мне. И вижу я её голову по частям: сначала ухо с заросшей дыркой для серёжек, затем морщинистую щёку, поджатые тонкие губы и глаза, затянутые какой-то плёнкой, как у покойников бывает. Вот-те и Оленька Богатова – древняя старуха!
– Да ну? – только и сказал Афоня. Надо бы в этом месте подшутить, но почему-то не получилось. Не такую ли он видел вчера?
– А старая говорит: «Вот, отстирала», – и главное, как ни в чём не бывало! Будто тут и была. Я её хвать за грудки, какие там грудки, тьфу! Короче, хватаю, трясу: куда Ольгу девала? А она ехидно так начала хихикать. Хихикает, хихикает, а изо рта слюна пузыриться. Мать твою, говорю, где Ольга? Утопила что ли, тварь? Смотрю в ванну, ничего! Вода уже почти стекла. Грязная, с хлопьями мыльной пены.
А старуха ржёт, продолжает. Я в двери: ну-ка подальше отсюда. А двери как заколочены! Вот тут-то меня чуть понос не прохватил. Старуха резко замолчала и говорит: «Ты дедушка Гриша, отжил своё. Вот я тебе и постирала барахло для гроба!» Ну, старая, держись! Размахиваюсь, чтобы врезать. Всю силу собрал в руку Вышибу мозги! А рука-то онемела. Хочу врезать, а не могу. Ладно, ногой достану. И нога не двигается. Только глаза мои из всего тела работают и то кое-как. Хотел выматерить её, да язык онемел. Так и стою. Жутко мне стало. Понял, колдунья это, а не какая Оленька.
– А дальше что? – заворожено спросил Афоня
– Что-что? Позор на мою седую голову, вот что! Она начала говорить потихоньку. Ты, мол, уже мёртвый, только об этом ещё не знаешь. Попадёшь в ад напрямую! И не надейся на лучшее! Думаешь, типа воевал – Родину защищал, так рай заслужил? Фигу с маслом, так и сказала, сволочь! Начала перечислять всё, чего я говённого за свою жизнь сделал. Мать твою! Много оказалось. А потом говорит: «Тебе всё равно в ад идти – так попробуй заслужить лучшую долю! Будешь там вроде истопника: дровишки когда поднесёшь, когда водичку с серой.» Вот, сука, а? Меня в истопники? Разозлился я ещё больше, а толку-то? Не шевельнуть ни одним членом. А она говорит: «Если не хочешь сам, то силой заставлю!» А я с разинутым ртом так и стою окаменевший. Думаю, что сделает? А она титьку достала из-под халата откуда-то, знаешь, титька такая ядрёная, как у бабы кормящей! – дед Гриша причмокнул языком.
– И что?
– Что, что? Достала из кармана рог такой, знаешь, из него грузины вино хлещут. Только у неё грязный и вонючий. И давай сама себя доить, как корову И всё в рог, в рог. А потом? Позор, стыд и срам на мою седую голову! – дед пустил слезу, выпил залпом стакан и продолжил, уронив голову на руки. – Воткнула мне в рот и вылила всё молоко. Я ни плюнуть, ни сжать зубы не могу! И глотать не глотаю! Так и влила молоко в желудок, как вода из крана бежит. Даже слышал, как падает оно в брюхо. Вырвать бы, да никак! Застыл, как статуя.
Мать её за ногу, суку такую! Ещё издевается: «Вкусно?» Я глаза закрыл. Будь что будет, пусть убивает. Не увижу и не услышу ничего, плевать! А она отжала бельишко