Простаки за границей, или Путь новых паломников. Марк Твен
у нее теперь еще какое-нибудь желание. Он сказал, что хочет, чтобы Трианон был полным совершенством. Она ответила, что может пожелать только одного: стояло лето, благодатное французское лето – и, однако, ей захотелось прокатиться на санях по тенистым аллеям Версаля! На следующее утро целые мили поросших травой аллей блестели белоснежной солью и сахаром, и вереница этих забавных санок ожидала главную одалиску самого веселого и самого распущенного двора из всех, которые знавала Франция!
Расставшись с пышными дворцами, статуями, аллеями и фонтанами Версаля, мы отправились в его противоположность – парижское предместье Сент-Антуан. Узкие улочки; чумазые дети, мешающие проезду, и неряшливые, растрепанные женщины, которые гоняются за ними и награждают их шлепками; грязные лавчонки в полуподвалах, где продают тряпье (наиболее оживленная торговля в этом предместье – продажа старья); грязные лавчонки, где продают поношенную, и сильно поношенную, одежду так дешево, что владелец непременно разорится, если только он не крадет свой товар; грязные лавчонки, где по грошовым ценам продается съестное, – за пять долларов можно купить все заведение вместе с наличным товаром. В лабиринте этих кривых улочек за семь долларов зарежут человека, а тело выбросят в Сену. В некоторых из этих улочек – я бы сказал, почти во всех – живут лоретки.
По всему предместью Сент-Антуан горе, нищета, порок и преступление идут рука об руку – их признаки повсюду бросаются в глаза. Тут живут люди, которые затевают революции. Когда предстоит что-нибудь в этом роде, они всегда готовы. Они с таким же искренним удовольствием строят баррикады, с каким перерезают чью-нибудь глотку или сбрасывают приятеля в Сену. Именно эти головорезы время от времени берут штурмом великолепные залы Тюильри и врываются в Версаль, когда надо призвать к ответу какого-нибудь короля.
Но теперь они больше не будут строить баррикады, не будут разбивать булыжниками головы солдат. Луи-Наполеон об этом позаботился. Он уничтожает кривые улочки и прокладывает на их месте чудесные бульвары, прямые, как стрела, по которой пушечное ядро может просвистеть из конца в конец, не встретив на пути другого препятствия, кроме людских тел; бульвары, красивые здания на которых не послужат приютом и оплотом для голодных, кипящих возмущением людей, которые творят революции. Пять широких проспектов расходятся лучами от большой центральной площади, чрезвычайно удобной для установки тяжелой артиллерии. Здесь когда-то бунтовала чернь, но в будущем ей придется поискать для сборищ другое место. Кроме того, изобретательный император мостит улицы своих больших городов компактной смесью асфальта и песка. Нет больше плит мостовой, чтобы строить баррикады, нет больше булыжника, чтобы швырять им в войска его величества. Я не испытываю дружеских чувств к моему бывшему соотечественнику Наполеону III – особенно теперь[14], когда я вспоминаю, что Максимилиан – его доверчивая жертва – гниет в мексиканской
Июль 1867 г. –