Простаки за границей, или Путь новых паломников. Марк Твен
– надпись, ибо каждая плита скрывает могилу. Когда идешь посередине колоннады, по обеим сторонам тянутся памятники, гробницы, статуи чудесной работы, полные изящества и красоты. Они совсем новые, белоснежные; каждая линия безупречна, лица в полной сохранности, нигде ни царапины, ни пятнышка, ни изъяна; и поэтому нам эти уходящие вдаль ряды прелестных скульптур понравились гораздо больше попорченных, грязных статуй – уцелевших обломков античного искусства, которые выставлены в галереях Парижа для всеобщего поклонения.
Запасшись сигарами и другими предметами первой необходимости, мы готовы сесть на поезд, отходящий в Милан.
Глава XVIII
Мчимся по Италии. – Маренго. – Описание некоторых чудес знаменитого собора. – Неприятное приключение. – Тонны золота и серебра. – Священные реликвии. – У храма Соломона есть соперник.
Весь день мы мчались среди гор, вершины которых ярко горели на солнце, склоны были усеяны хорошенькими виллами, утопающими в зелени, а глубокие ущелья, наполненные прохладой и тенью, казались такими заманчивыми с душной высоты, где проносились мы и птицы.
Впрочем, поезд то и дело влетал в холодные туннели, и мы имели полную возможность остыть. Перед одним из них мы заметили время: чтобы проехать его, потребовалось двадцать минут при скорости от тридцати до тридцати пяти миль в час.
За Алессандрией мы из окна вагона увидели поле сражения при Маренго.
К вечеру показался Милан, но ни город, ни голубые горы позади него не привлекли нашего внимания – они нас совершенно не интересовали. Мы испытывали лихорадочное нетерпение – мы умирали от желания поскорее увидеть знаменитый собор! Мы вглядывались вдаль, смотрели то туда, то сюда – во все стороны. Мы не нуждались в том, чтобы нам его показали, мы не желали, чтобы нам его показывали, – мы узнали бы его даже в просторах великой Сахары.
И вот над крохотными крышами домов, поблескивая в янтарном свете заката, стал медленно подниматься лес легких шпилей – так иногда в море на самом горизонте над пустыней вод поднимаются позолоченные башни облаков. Собор! Мы сразу его узнали.
Половину ночи и весь следующий день нашими мыслями владел только этот собор-самодержец.
Как он чудесен! Такой величественный, торжественный и огромный! И в то же время такой изящный, воздушный и легкий! Громадное, тяжелое здание – и все же в мягком лунном свете оно казалось обманчиво хрупким, рисунком мороза на стекле, который исчезнет, если на него подышать. Как четко выделялись на фоне неба острия бесчисленных шпилей, какими узорами падали их тени на белоснежную крышу! Он был видением! Чудом! Гимном, пропетым в камне, поэмой, созданной из мрамора!
Откуда бы вы ни смотрели на этот дивный собор – он благороден, он прекрасен! Где бы вы ни стояли – в Милане или в радиусе семи миль от Милана, – он виден; а когда он виден, ничто другое не может полностью овладеть вашим вниманием. Если вы хоть на секунду пред