Зовите меня Джо. Пол Андерсон
была не совсем ясна: то ли они удалились от родительских галактик вследствие каких-то произвольных пертурбаций невероятно давно, много миллиардов лет назад, то ли непонятно каким образом зародились здесь, в глубинах космоса. Невероятно, но факт – корабль пролетел довольно близко от одной из таких звезд, красного карлика, и аппаратура Нильссона успела определить, что у звезды должна быть система планет… но красный карлик растаял за бортом, будто его и не было…
Нильссон представил себе эти планеты… замерзшие, мрачные, безумно древние, намного старше Земли… может быть, на каких-то еще трепещет жизнь… но ни одна звезда не разрывает светом мрак тамошних ночей… Он поведал об этом Линдгрен, и она попросила его не рассказывать это остальным.
Прошло еще несколько дней, и однажды, вернувшись в каюту после работы, Нильссон застал там Линдгрен. Она даже не заметила, что он вошел. Линдгрен сидела на кровати в полумраке и смотрела на семейную фотографию. Свет от ночника падал на ее белокурые волосы, казавшиеся седыми. Она тихо перебирала струны лютни и напевала. Нет, она пела не те веселые песни, что, по ее словам, принадлежали ее любимому Глашатаю. Да и язык… датский? Нильссон почти сразу узнал стихи. Якобсен – «Песни Гурре». Музыка Шенберга.
Король Вальдемар призвал свою свиту восстать из могил и отправиться с ним на охоту…
Будь славен, Король! Нас веди за собой!
Помчимся по острову чащей густой!
Безмолвна призывная песня рогов,
Незрячи глаза твоих метких стрелков,
Но призрак оленя лишь только мелькнет –
Мы призраки стрел отправляем в полет.
Из раны смертельной роса побежит,
И вот над добычей уж ворон кружит…
Звучи до рассвета, леса оглашай.
Невидимых гончих неслышимый лай!
Нам эта охота судьбой суждена
До Судного дня, до последнего дня…
Так мчитесь же, кони, топчите траву,
Взбивайте, как пену, сырую листву!
За лесом руины белеют во тьме,
Здесь некогда замок стоял на холме…
…Но чем накормить нам усталых коней?
Кругом лишь крапива да жухлый репей…
Ингрид начала было следующую строфу – ту, где Вальдемар плачет об утраченной возлюбленной, но не допела и перешла сразу к тому месту, когда должен наступить рассвет…
Но чу! Уж вот-вот петухи пропоют!
Могилы отверсты, к себе нас зовут.
Все ужасы ночи земля поглотит,
Свет солнца веселую жизнь воскресит,
И радостной песней зальются ручьи,
А мы возвратимся в гробницы свои,
Где нам суждены до скончанья веков
Лишь сонмы безумных, безрадостных снов…
Немного помолчав, Нильссон робко проговорил:
– Как горько, дорогая… И как напоминает о доме…
Линдгрен оглянулась – бледная, усталая.
– Прости, я не хотела, чтобы меня кто-нибудь услышал.
Нильссону