Про Н., Костю Иночкина и Ностальжи. Приключения в жизни будничной и вечной. Священник Сергий Круглов
в общагу пришел их общий знакомый. У Кости над кроватью висел постер: Конан-Шварц сжимал красноукрашенный меч. Общий знакомый, мужик в годах, поглядел на постер светлыми опохмеленными глазами, указал на него пальцем и уверенно и бодро произнес:
– О, Гойко Митич! Уважаю!..
«Поколенчество!..» – подумал нынешний Н. и сосредоточился на кроссворде. Там было написано по вертикали: «Мать драконов».
– Р-И-П-Л-И… – уверенно занес карандаш Н.
Но количество букв не сходилось.
Да и очередь, в общем, не двигалась.
У них давно уж было заведено: ежевечерне, расположившись в продавленном гэдээровском кресле, Ностальжи (иногда сама пописывающая под псевдонимом «С. П. Арнок», но за употребление в беседе с ней слова «пописывающая» однажды, рече молва, вырвавшая собеседнику кадык, так трепетно относилась она к собственному словотворчеству) собирала исписанные Н. листки в пук («Взошел болван семинарист…» – вспоминал при этом Н.), перебирала, местами – внимательно прочитывала.
Вот и сегодня. Ностальжи гмыкала, водила ламинированными ногтями по листкам, Н. молчал и потел.
– А вот это, интересно, ты о ком?
– Что?..
– А ничего. Вот тут: «Ни одна принцесса не может всегда какать розами» —…а?
– Н-ну… Да, я понимаю!.. Чо я такой дерзкий… знаю ли кого на раёне… Хе-хе! шучу… Ну… Это, в общем… – так Н. поспешил заполнить неловкую паузу хоть какими-нибудь звуками.
А правильно ли он поступил – мы, конечно, никогда не узнаем.
Иногда среди недели к Н. заходил в гости знакомый батюшка («знакомый батюшка» – это, по слову Набокова, пленительный плеоназм, так как незнакомых батюшек у Н. вовсе не было).
Посвятив минуты три приятному и суетливому толканию в передней, взятию-даче благословения, принятию на руки батюшкиной китайской священнокуртки с затертой надписью на груди «Columiba» и помещению оной на косорогую вешалку и наконец-таки усевшись в кухне («в», да. Не одна только ненька-Украина знает вековую тугу про «в» или «на») вокруг свежезалитого кипятком заварника, отче духовное и чадо духовное приветствовали друг друга. В отличие от мнихов, говорящих друг другу при встрече: «Како спасаешися?», они пару последних лет говорили друг другу при встрече: «Что чтеши?»
– Ну давайте хором: последние откровения партии и правительства!.. – саркастически подначила их Ностальжи, вываливая в щербатую пиалку позапозапрошлогоднее яблочное варенье, слегка посверкивающее от засахаренности.
Батюшка и Н. согласно метнули в нее загнанный взгляд неодобрения.
– Да вот… Читаю Панчина, «Защиту от темных искусств»… До Карла Сагана, боюсь, дойду… – сказал Н. – А вы, отче?
– Блог Аллы Тучковой, – вымолвил батюшка и темно осел лицом, как сугроб в грязный март.
Ностальжи, та еще актриса, махнула рукой надо лбом, и словно бы выросли у нее над мутными всеприемлющими очами густые брови; и брежневским гласом произнесла:
– Дорогие… э-э… товарищи! У нас тут есть такие товарищи, которые нам… э-э… совсем не товарищи!
И