Далеко от неба. Александр Косенков
бессмысленные глаза, рванулся к Тельминову Степка, занося для удара наполненный водой графин.
– Урою, сучара!
Михаил повел стволом карабина и спустил курок. Осколки графина полетели в разные стороны, вода окатила очумевшего от неожиданности Степку и лежащие на столе листы бумаги, оставленные Чикиным для написания подсказанных показаний.
– Последнее предупреждение. Следующий раз – в лоб.
Тельминов подошел к окну, выбив по дороге ногой табуретку из-под уже пристроившегося писать заявление Ленчика, не торопясь, распахнул створки и, не коснувшись ногой подоконника, выпрыгнул во двор.
Директор коопзверпромхоза Валерий Кириллович Домнич пребывал в тяжелом похмельном позднеутреннем сне на старом кожаном диване, вынесенном за неприглядность на веранду. Здесь же, на веранде, стоял неприбранный стол, вдоль стены рядком стояли стулья – нетрудно было пересчитать, сколько человек присутствовало на вчерашнем торопливо созванном совещании, посвященном неожиданному возвращению Василия Боковикова. Еще один отбившийся от остальных стул приткнулся к изголовью спящего. На нем стоял баян, на баяне – недопитая бутылка пива…
Старик Шабалин вошел на веранду, хмуро оглядел царящий беспорядок, заснувшего прямо в одежде зятя, так и не выключенную, несмотря на яркий солнечный свет, лампу. Погасив лампу, он тяжелой палкой, с которой никогда не расставался, смахнул со стола пустые бутылки, тарелки, стаканы. Грохот и звон разбитой посуды не разбудили спящего.
Из соседней комнаты выглянула переодевавшаяся полуголая Надежда и, разглядев отца, захлопнула дверь.
Шабалин сел на один из стульев и что есть силы ударил по столу палкой.
Стук, похожий на выстрел, подкинул Домнича на диване. Он сел, прикрываясь рукой от солнечного света. Оценив ситуацию, хриплым со сна голосом позвал жену: – Надежда! Батец требует перемены декораций. За бардак в доме должна отвечать жена.
Надежда вышла на веранду в милицейской форме.
– Ну?
– Гну. Я тебя до утра ждал, как мистер Икс какой. Она там, батец, с ним трахается, а я тут порядок наводить должен. Слова ей не скажи. Примадонна с дальнего кордона. Как он, ничего мужик? Или ваши не пляшут?
– Еще слово про него скажешь, я тебя так трахну, твой икс в минус превратится.
– Кончайте оба! – приказал Шабалин и, выждав внушительную паузу, продолжал: – Ты, дочка, его, убогонького, пожалеть теперь должна. Последнюю ночку ночевал спокойно. Теперь ему либо вовсе не спать, пока дело до конца не доведет, либо в камере у параши пристроят. Будет песни уркам на расческе исполнять. Артистов там любят.
– Давно пора. Всё? Мне на работу.
– Твоя работа сейчас – мужика спасать. Мало того, что сам загремит, считай, пол поселка за собой в тюрягу потянет. С конфискацией имущества. И придется тебе тогда, дочка, в родной дом возвращаться.
– Хоть сейчас.
Надежда дернулась уходить.
– Не спеши, – преградил ей палкой