Мечтательница из Остенде (сборник). Эрик-Эмманюэль Шмитт

      – Что говорят врачи?

      – Я дожидалась тебя, чтобы поехать в больницу. Вот сейчас и отправлюсь.

      – Хотите, я пойду с вами?

      – Еще чего, ведь это она захворала, а не я. И потом, где ты возьмешь велосипед? Больница – это не ближний свет. Жди здесь, так оно будет лучше. Я скоро вернусь.

      Воспользовавшись ее отсутствием, я обследовал гостиную. Мне хотелось заглушить тревогу, и я стал изучать содержимое книжных полок. Там стояли признанные классики мировой литературы, но были также собрания сочинений авторов, познавших короткий период славы, который сменился полным забвением со стороны читающей публики. Вид этих книг навел меня на размышления об эфемерности успеха, о преходящем характере любой известности. Подобная перспектива терзала мое воображение. Да, сегодня у меня есть читатели, но останутся ли они со мной завтра? Писатели по недомыслию считают, что они избегнут забвения после смерти, оставив после себя нечто, но как долго просуществует это нечто? Если я чувствую себя способным говорить с читателем XXI века, то много ли мне известно о читателе XXIII века? Да и вообще, не самонадеянна ли такая постановка вопроса? И не лучше ли раз и навсегда отказаться от погони за славой, от притязаний на бессмертие? Жить настоящим, только настоящим и радоваться тому, что есть, а не уповать на будущее.

      Не сознавая, что эти размышления, по аналогии, лишь усугубляют мое беспокойство о состоянии Эммы, я погрузился в какую-то прострацию, заставившую меня позабыть о времени.

      И вздрогнул, когда Герда закричала во весь голос, с треском захлопнув за собой входную дверь:

      – Ничего серьезного! Она уже очнулась. Скоро оклемается. Так что в этот раз пронесло.

      – Ну, слава богу! Значит, это была ложная тревога?

      – Да, врачи еще подержат ее там какое-то время, чтобы понаблюдать, а потом вернут мне.

      Я разглядывал топорную фигуру Герды, ее могучие плечи, широкие бедра, усеянное рыжими веснушками лицо, короткие руки.

      – Вы очень привязаны к своей тетушке?

      Она пожала плечами и ответила так, словно это было очевидно:

      – Да ведь у нее, бедолаги, только я одна и есть!

      С этими словами она повернулась и ушла в кухню греметь своими кастрюлями.