Два солдата из стройбата. Владимир Лидский
угрозою, но пока ещё тихо, как бы про себя, роптать, но майор был неумолим, и его безумные, полные тёмной ярости глаза не обещали ничего хорошего. Отчаявшиеся военные, бормоча злобные проклятия, принялись с остервенением долбить лопатами промёрзшую землю. Коломийцев с отвращением поглядывал на них. Сваленные в кучу противогазы дымились на морозе возле его ног, тонкими струйками выпуская в оловянное небо последние остатки солдатского дыхания. «Я вас похороню здесь…» – шипел ротный, и судорожная гримаса корёжила его лицо.
В яме было довольно тесно; Петров, выбрасывая земличку, неловко повернулся и ненароком задел черенком лопаты инструмент своего соседа. Машинально оглянувшись, увидел совсем рядом перекошенную морду Алиева. Они остановились, буравя друг друга взглядами. «Какая же ты мразь…» – тихо сказал Петров. Алиев вспыхнул, но… отвернулся и отошёл вглубь…
Солдаты копали с остервенением, и когда чудовищная яма была вырыта метра на полтора, и кое-кого из низкорослых солдат уже не было видно из-за края земли, вдалеке, в метельной круговерти появились штабные вместе с гарнизонным начальством; видно, стукачки в части не переводились. Офицерьё, оскальзываясь на ледяных кочках, в беспокойстве забегало по земляным отвалам. Вояки побросали лопаты и хмуро смотрели вверх. Инстинктивно они сгрудились в одном из углов ямы, пытаясь хоть как-то согреться дружка об дружку. Их покрытые багровыми пятнами лица были обращены к отцам-командирам, посиневшие, сведенные судорогами холода губы криво двигались, складываясь в уродливые усмешки, а глаза с ненавистью смотрели в лица офицеров. Чей-то негромкий, но отчётливый голос из толпы медленно произнёс: «Да пошла бы она на…, эта грёбанная Советская Армия…» Штабные словно очнулись, двое подошли к ротному, взяли его под руки и повели прочь. Но он не хотел идти, вырывался, и тогда один из офицеров двинул его кулаком. Смушковая шапка упала с головы майора, её подняли и, не отряхнув от снега, криво нахлобучили ему на голову.
Солдаты тем временем выбирались из ямы, неприкаянно выстраиваясь перед земляным бруствером.
Коломийцева уводили всё дальше. Снег у него под шапкой стал таять от тепла головы, тоненькие мутные струйки побежали по лбу и щекам, он поднимал мокрые глаза к небу, и непонятно было, то ли он плачет, сожалея о случившемся, то ли капли талой воды грязнят его перекошенное лицо…
Глава 4. Караул
Петров через силу собрался, надел овчинный тулуп, пристегнул к ремню штык-нож.
Разводящий сержант Круглов вывел караул на улицу. Петров шёл первым, сразу за разводящим, потому что его пост был самым близким – не более километра от караульного помещения. Петров брёл в каком-то заторможенном состоянии, глядя в ночь через голову коренастого Круглова. Морозец был лёгкий, бодрящий и приятно освежал после затхлого и душного помещения караулки.
Возле длинного складского здания караул остановился, и Петров услышал привычное: «Часовой,