Капут. Курцио Малапарте
Я обращаюсь с поляками с величием и благосклонностью монарха, но король я неподлинный. Поляки не стоят такого короля, как я. Они – неблагодарные люди.
– Поляки – народ отнюдь не неблагодарный, – сказал я.
– Я был бы самым счастливым человеком на свете, я был бы истинным Gott in Frankreich[53], если бы поляки были благодарны мне за все, что я для них делаю. Но чем больше я стараюсь облегчить их тяготы и обращаться с ними справедливо, тем больше они пренебрегают тем благом, что я несу их родине. Они неблагодарные люди.
Шум одобрения пробежал среди сотрапезников.
– Поляки – люди очень достойные и гордые, – сказал я с любезной улыбкой, – а вы – их хозяин. Хозяин чужеземный.
– Немецкий хозяин. Они недостойны чести быть под немецким хозяином.
– И правда, недостойны. Жаль, что вы не поляк.
– Ja, schade![54] – воскликнул Франк, разразившись веселым смехом, подхваченным всеми сидящими за столом. Франк резко оборвал смех и указал обеими руками на себя:
– Поляк! Да посмотрите на меня: разве я поляк? Неужели я похож на поляка?
– Вы католик, не правда ли?
– Да, – ответил Франк, несколько озадаченный, – я – немец из Франконии.
– Следовательно, католик, – сказал я.
– Да, но католик немецкий.
– Значит, что-то общее с поляками у вас есть. Католики все равны между собой. Будучи добрым католиком, вы должны считать себя равным полякам.
– Да, я католик, – сказал Франк, – и добрый католик. А вы считаете, этого достаточно? Мои сотрудники тоже католики. Все выходцы из старой Австрии. Вы думаете, достаточно быть католиком, чтобы править поляками? Вы просто не имеете представления, насколько тяжело править католиками.
– Мне никогда не доводилось править католиками, – сказал я, улыбаясь.
– Ну, так смотрите в оба! Тем паче, – сказал Франк, склонившись над столом и понизив таинственно голос, – тем паче что в Польше на каждом шагу приходится считаться с Ватиканом. За спиной каждого поляка знаете кто стоит?
– Польский ксендз, – ответил я.
– Нет, – сказал Франк, – за каждым поляком – Папа. Святейший отец собственной персоной.
– Должно быть, не очень это весело, – заметил я.
– Как правда и то, что за мной стоит Гитлер. Но это разные вещи.
– Конечно, еще бы, – сказал я.
– А за каждым итальянцем тоже стоит Папа? – спросил меня Франк.
– Итальянцы, – ответил я, – никого не желают иметь за своей спиной.
– Ach so! – воскликнул Франк и рассмеялся. – Ach so!
– Sie sind ein enfant terrible! – ласково произнесла немецкая королева Польши.
– Иногда я задаюсь вопросом, – вступил опять Франк, – как удается Муссолини жить в согласии с Папой?
– Между Папой и Муссолини, – сказал я, – вначале тоже были серьезные разногласия. Оба живут в одном городе, оба претендуют на непогрешимость: трения были неизбежны. Но потом они пришли к соглашению, и сейчас дела идут ко всеобщему удовольствию. Когда рождается итальянец, Муссолини берет его под свою опеку: вначале отправляет его в детский сад, потом в школу, позже обучает
Богом в империи Франка (
Да, жаль! (