Капут. Курцио Малапарте
– высший человек. Вы тоже считаете, что он – высшее существо?
Поскольку я колебался, он внимательно посмотрел на меня и сказал с любезной улыбкой:
– Мне хотелось бы знать ваше мнение о Гитлере.
– Он – почти человек, – ответил я.
– Что?
– Почти человек, хочу я сказать, он, собственно, не настоящий человек.
– Ach so! – сказал Франк. – Вы хотите сказать, он Uebermensch[57]? Да, Гитлер, по сути, не просто человек. Он – Сверхчеловек.
– Герр Малапарте, – вступил в разговор один из сидевших в конце стола, – написал в одной из книг, что Гитлер – женщина.
Это был начальник гестапо польского генерал-губернаторства, человек Гиммлера. Его холодный печальный и мягкий голос звучал как будто издалека. Я поднял взгляд, но мне не хватило мужества посмотреть на него. Его холодный, печальный и мягкий голос, голос издалека, заставил чуть сильнее биться мое сердце.
– Именно так, – сказал я после секундной паузы. – Гитлер – женщина.
– Женщина? – воскликнул Франк, вперив в меня полный беспокойного удивления взгляд.
Все молчали и смотрели на меня.
– Если он, по сути, не настоящий мужчина, – сказал я, – то почему он не может быть женщиной? Что в этом плохого? Женщины заслуживают всяческого почтения, нашей любви и восхищения. Вы утверждаете, что Гитлер – отец немецкого народа, nicht war? Почему же он не может быть ему матерью?
– Матерью? – воскликнул Франк. – Die Mutter?
– Матерью, – сказал я. – Ведь это мать вынашивает дитя в своей утробе, рожает в муках, питает его собственной кровью и молоком. Гитлер – матерь новой немецкой нации, он зачал ее в своем лоне, породил на свет в муках, выпестовал собственной кровью и собственным…
– Гитлер – не мать немецкой нации, он – ее отец, – жестко сказал Франк.
– В любом случае, – сказал я, – немецкий народ – его дитя. Это несомненно.
– Да, – сказал Франк, – без сомнения, это так. Все народы новой Европы, и в первую очередь поляки, должны гордиться тем, что имеют в лице Гитлера сурового и справедливого отца. А знаете ли вы, что поляки думают о нас? Что мы – нация варваров.
– Вас это возмущает? – улыбаясь, спросил я.
– Мы – нация господ, но не варваров: Herrenvolk.
– Не говорите так!
– Почему нет? – спросил Франк, глубоко удивленный.
– Потому что хозяева и варвары – одно и то же, – был мой ответ.
– Я иного мнения, – сказал Франк, – мы – нация господ, а не варварский народ. Разве сейчас вы находитесь среди варваров?
– Нет, конечно, я в кругу господ, – ответил я и, улыбаясь, добавил: – Должен признать, что сегодня вечером на входе в Вавель[58] мне показалось, что меня принимают при итальянском дворе эпохи Возрождения.
Улыбка триумфа осветила лицо немецкого короля Польши. Он обернулся вокруг и по одному оглядел всех сотрапезников полным горделивого удовлетворения взглядом. Он блаженствовал. А я знал, что мои слова сделают его счастливым.
Перед
Сверхчеловек (
Замок польских королей в Кракове.