Улисс из Багдада. Эрик-Эмманюэль Шмитт
один из них завопил:
– Осторожно, у него в руках бомба! Тревога!
Тут же я услышал, как передернули затвор.
– Нет! Не стреляйте! Это не бомба! Это моя племянница. Племянница!
– Положите груз на землю. Положите груз на землю и поднимите руки вверх.
– Это не груз, там девочка.
– Положите груз. Быстро положите груз, или я стреляю!
Нервозная обстановка делала их раздражительными. Я чувствовал, что сейчас они расстреляют нас с Салмой из автомата совсем как отца – просто по трусости или так, на всякий случай, какая разница?
Я осторожно положил Салму на асфальт – горящую в лихорадке, измученную, – она забылась тяжелым сном.
Затем, повинуясь приказу, я отошел на пять шагов.
Они подошли к подозрительному грузу, держа автоматы наперевес, встревоженные, недоверчивые, готовые разрядить в него обойму.
– Не цельтесь в мою племянницу, пожалуйста, не цельтесь в мою племянницу! – умолял я их из последних сил.
«Только бы она не пошевелилась, не застонала, не увидела их, только бы не очнулась и не поняла, что происходит вокруг», – думал я, стиснув зубы так, что выступила кровь.
Один из них, самый отважный, наклонился к свертку, потом осторожно отодвинул одеяло стволом автомата и открыл личико Салмы.
– Это девчонка! – крикнул он стоящим сзади.
Неужели этот кошмар наконец закончится?
Капитан ответил из-за прикрытия:
– Проверьте детектором!
Что? Что им теперь взбрело в голову?
Еще один солдат притащил что-то вроде стального пылесоса и поднял над ней.
– Не звенит! Чисто!
Тут я не выдержал и возразил:
– Нет, не все чисто! Это моя племянница! Она больна! Пожалуйста, мне нужны ваши врачи.
На мгновение они растерялись, заколебались.
Страх отступил, и до них наконец дошло то, что я объяснял им битых двадцать минут. Я снова начал всю историю, тщательно выбирая слова.
Они молчали.
Капитан в конце концов словно бы нехотя обронил:
– Проверьте и его тоже.
Взялись за меня, жестами приказав не двигаться, прощупали меня металлоискателем и еще раз обыскали вручную.
– В порядке.
– О’кей, пропустите.
Я наклонился к Салме, снова взял ее на руки, поцеловал в горячий висок и сказал ей по-арабски:
– Вот увидишь, невестушка, выкарабкаемся.
Она не ответила. Слышала ли она мои слова?
Какие-то люди доставили нас под конвоем в американскую зону. Казалось, мы не в Багдаде: это был совсем другой город внутри разрушенной столицы, город современный, нетронутый, освещенный, украшенный фонтанами и цветущими клумбами. Из некоторых окон доносилась томная музыка со слащавыми всхлипами скрипок, из другого окна звучал рок-н-ролл. Я, живший в разрушенном квартале и работавший в местах, где замерла жизнь, не мог себе такое даже представить.
Салма лежала не двигаясь. В свете фонарей, еще по дороге в госпиталь, мне показалось,