Сыск во время чумы. Далия Трускиновская
народ зол. Мрут – по тысяче в день! Куда везти больных – сами не знаем! – возвысил голос Еропкин. – Несколько больниц разгромлено, врачи убиты! А ты – сыскать убийц, которые, поди, уже на смертном одре вельзевулу душу отдают! Да и кто станет искать?
– А кто должен?!
Еропкин невольно усмехнулся.
– Должна-то полиция. Да только какой с нее ныне спрос? В Москве сегодня полиции, считай, нет. Кто уцелел – те на заставах, охраняют, чтобы чумные по всей России не разбежались. Ну, коли больницы разгромлены – как ты полагаешь?.. Полицейских драгун на посылках двадцать человек быть должно – где они? На съезжих дворах хорошо ежели по два, по три человека обретается, и те нос высунуть боятся. А всего-то тех дворов на Москву – дюжина.
– Нет, стало быть, у нас полиции, – подытожил Волков. – И обер-полицмейстера нет. Господин Юшков изволил к себе в подмосковную укатить, все дела бросив…
– Нет – так будет, – хмуро сказал Орлов. – Дмитрий Васильевич, ты меня знаешь. Уж коли мне что на ум взбрело…
– До сей поры с людьми дело имел, а не с чумой, сударь, – ответил Волков.
– Чума да толпа! – воскликнул граф. – Другого кого стращайте! Против чумы я целый обоз докторов приволок. А с толпой разберусь – знаете, как?
Он достал из кармана монету, согнул пальцами и бросил на стол.
Волков и Еропкин переглянулись.
Архаров ждал, что Еропкин тут же разогнет монету, но генерал-поручик не пожелал на ребячий лад мериться силенкой.
– Я более против обывателя не ходок. Довольно с меня той картечи, – сказал он. – Я два дня с коня не сходил, где стычка – туда и скакал, просил, уговаривал… Меня государыня за ту картечь по головке не погладит…
– А мне с поветрием управиться велено. Тебе же, граф, погасить бунт. И вспомни, государыня никогда и ни от кого не требовала невозможного. Ты же за несбыточным погнался, – Волков усмехнулся. – Ничего, утро вечера мудренее.
Орлов, не ответив, повернулся и пошел в другой конец столовой, к офицерам.
– Горяч граф не в меру, – сказал тихонько Еропкин.
– Это он, Петр Дмитрич, не от горячности, а государынину благосклонность вернуть хочет, – так же тихо ответил Волков. – Вы тут, в Москве, поди, не знаете, – охладела к нему матушка Екатерина, а точнее… устала она от него. Утомил. И все более от него отдаляется.
– Вон оно что… А ведь долго при государыне продержался… Десять лет, кабы не более…
– И повенчаться с ней желал, да не вышло…
– Ну, у него свой резон, у нас – свой, – подвел итог Еропкин. – Нам государыню под венец не вести, нам бы кашу эту чумную расхлебать – и за то Господа возблагодарим…
Орлов, понятное дело, этих речей не слышал.
Он смотрел на своих офицеров – измайловцев, семеновцев, преображенцев, конногвардейцев. И они на него смотрели. Ждали приказа. А как прикажешь дворянам заниматься сыском?
– Такое дело, братцы, – сказал наконец граф. – Кто возьмется сыскать убийц митрополита?
Никто