Гнездо Седого Ворона. Владимир Свержин
жестом передернув затвор, отозвался воин.
– Это ты меня спрашиваешь, что происходит? Счастье еще, что я наш красавица и твой собака на рынке увидел. Там Рустам со своими людьми и Усач со своими к тебе идут. Здесь, на углу, столкнулись, заспорили, кто первый. Только поэтому успел!
Лешага положил руку на плечо лейтенанта Нуралиева, уже доставшего пистолет из кобуры.
– Я же говорил: здесь так не делают.
Эдвард Ноллан III погладил кончиком указательного пальца массивную бронзовую карандашницу. Дед рассказывал, что когда-то его предок – Грэди Ноллан перебрался из Ольстера в Нью-Йорк, предварительно обчистив дом английского судьи, чтобы разжиться деньгами на пароход, а заодно и на первый случай там. Бог весть, что подвигло Грэди покуситься на эту карандашницу. Она и точно была хороша: библейский Самсон, с яростным лицом сокрушающий колонны. Прекрасная работа старого мастера. Каждый мускул, каждое звено цепи проработаны с высочайшей степенью искусства. Но все же – полтора фунта бронзы!
Как рассказывал дед, на новом месте у предка начались тяжелые времена, однако он не продал вещицу. Эдвард Ноллан I утверждал, что его прапрадед, любуясь ею, мечтал о лучших днях, но лично ему казалось, что тому виной гравировка: «Достопочтенному судье Джону Карлайлу, эсквайру, в день 50-летия от коллег из Принстонского суда». Сейчас уже доподлинно не узнать, что связывало мятежного ирландца с королевским судьей, возможно, трофей был неслучайным. Должно быть, потомки бедолаги-законника сгинули в мировой катастрофе, а может – судьба-насмешница – проживают сегодня в Эндимион-Сити и не подозревают о семейной реликвии, украшающей ныне кабинет главы Организационного Комитета станции.
Юноша, стоящий перед ним, ухмыльнулся, глядя на этот привычный жест. Он хорошо знал историю фигурки.
– Отец, – с напором продолжил он речь, прерванную секретарем, подавшим чашки с синтетическим кофе, – я вовсе не такой мальчишка, как тебе до сих пор кажется. Я год служил флаг-офицером у адмирала Тадеуша Сикорского и два года командовал шлюпом. Я ходил к Юпитеру и высаживался на Сатурне. Можешь спросить кого угодно, никто лучше меня не справится с задачей!
Эдвард Ноллан III молчал, глядя на сына, молчал, поглаживая рельефные мускулы Самсона. В том, что юноша в форме лейтенанта пилотажной группы астрофлота соответствует всем критериям для задуманной операции, он ничуть не сомневался. Но это был его сын. А там, на покинутой родине, некогда именовавшейся Голубой Планетой, поджидает неизвестность, вполне, может быть, адекватная неминуемой смерти.
– Пойми, отец, – продолжал Эдвард Ноллан IV, – я должен это сделать. Мой прадед, твой дед привел людей на эту планету, чтобы сохранить росток, который взойдет на обновленной Земле. Я же помню, как он хотел вернуться. Неужели ты думаешь, что он, – лейтенант астрофлота указал на портрет, украшавший стену кабинета, – потерпел бы, если б кто-то иной, а не я, первым ступил туда, где зародилось человечество.
Глава комитета молчал. Смерть ухмылялась