Не дура. Ринат Валиуллин
вскрыла жена. Больше всего его разозлило, что она, видимо, наняла хакера, потому как сама бы сделать этого не смогла, потому как он сам компьютерщик и все такое…
Приятного в этом мне было мало. Потому как я всегда на стороне женщин, и откуда ей знать, что я уж точно не представляю угрозы для их брака, где трое детей и ее материальное и прочезависимое от мужа положение. Ему я ответила, что все это очень мне неприятно и волнительно, а также, что это показатель, что ничего нам «мутить» нельзя. А про себя вздохнула облегченно, что повод сам нашелся. Мне она звонила, но решительности не хватило, и, узнав, что говорит со мной, бросила трубку. Ну а теперь мой главный вопрос к тебе: зачем, после всего этого, мужчина вчера опять звонил мне, сказав, что все успокоил дома и можем ли мы встречаться? О моем ответе ты наверняка догадываешься. Но непонятно другое: что я ни черта не понимаю в мужчинах! Да и, пожалуй, в женщинах тоже… Потому как весь этот тарарам жена устроила, чтобы пробудить чувство вины – ты вот такой ужасный Гудвин, но я тебе это прощаю, потому как велика моя любовь, а значит, еще ужаснее. А он чихать хотел на все эти спектакли и все равно гнул свою линию. Но при этом – дура она, дура, но своя же дура…Что это все? Поняла только, что никогда невозможно понять, на чем же держатся отношения. И главное – ЗАЧЕМ?.. И является ли любовница фактором риска или просто иногда катализатором? Может достаточно просто придумки о ней? Кто она? Если надежда – это Доброе утро, то вера – Спокойной ночи. Где-то между ними любовь с вечным вопросом: «Может быть, встретимся?».
Муза
– Почему люди так не любят понедельники?
– Потому что всю неделю они планируют в этот день начать новую жизнь, но в выходные им кажется, что и старая вроде ничего.
Ничего – центральное слово, ничего не беспокоило, ничего не происходило не только в будни, но еще категоричнее – в выходные. В жизни был полный штиль. Я вышел на улицу, передо мной возник проспект, заросший особняками. Рядом его жена – улица и дети, брошенные по сторонам на произвол судьбы переулки, дворы, скверы и подворотни. Скверно на душе, на дворовых площадках тоже пусто. Все развиваются на таких, пока не дорастут до больших площадей – дворцовых, на которые можно выйти, чтобы испытать судьбу всем миром или всей войной. В песочнице скучали оставленные, словно орудия на поле боя, пластмассовые игрушки: машинки, совки, лопатки и прочая техника. В моем детстве игрушки так не оставляли, ими дорожили, хотя, как твердили вокруг тогда, мы находились в шаге от коммунизма. Когда-то и я сооружал дворцы и замки из песка. Ну, замки – это громко, так как они были поставлены на поток: штамповали ведрами, переворачивая их, заполняли песочницу типовыми застройками. Что посеешь, то и пожнешь, а вот строил бы замки, глядишь, жил бы сейчас пусть не во дворце, но в частном загородном доме, как Марс. Когда-то я жил на этих детских площадках, ползал по железобетонным зверям, качался на качелях. Качели, правда, в