Побеги древа Византийского. Книга первая. Глубинный разлом. Владимир Волкович
с этой бумагой простояла. Все ходили и презрительно на неё глядели.
– Зачем ты неправду сказала? – спрашивала я у неё потом.
А она мне:
– Я тебя знаю, ты бы постояла-постояла да и тарелкой в эту графиню запустила. Потом бы из института исключили.
Девчонки её сторониться стали, никто на уроках рядом не садился. Только я. Однажды кто-то плохим словом обозвал, смотрю, она сама не своя, вскочила и вверх по лестнице побежала. Меня словно током ударило – я за ней. Она лёгкая, быстрая; пока я добежала, Даша уже в слуховое окно наполовину высунулась, перевалилась и вот-вот на крыше окажется. Ты видел высоту здания нашего, крыша в тот день скользкая была, снежком припорошённая. Схватила я её за ноги и давай тянуть назад. Не хотела Дашка, упиралась, но всё-таки мне удалось вытащить её на лестницу. Долго потом сидели, плакали обе. С тех пор мы неразлучны. И когда вместе, никто нас обидеть не смеет!
– И что, об этом так никто и не узнал? – спросил Михаил, напряжённо слушавший эту историю.
– Насмелилась я однажды к великой княжне Ольге подойти, она у нас занималась иногда. Ну и всё высказала. После этого графиню Бурден сразу убрали. Ой, да что это я всё о себе! Как ты? Что дома?
– Дома скучно, батюшка в Италии, маменька болеет, Буцефал хромает, но Фёдор обещал к следующему моему приезду выправить ему ногу. Только вот не знаю, когда снова удастся побывать в имении… В этом году выпускаюсь, так же как и ты. Что впереди, лишь гадать можно…
– А у нас выпускной бал скоро! Папа, наверное, не сможет приехать. А ты? Приедешь?
– Обязательно.
– Товарища своего прихвати, о котором рассказывал, чтобы было с кем потанцевать!
– Павла, что ли? Да он скромняга!
– Скромный – это хорошо. Смелых у нас самих хватает! – заявила Катенька и весело рассмеялась.
Роскошная, богато украшенная карета, запряжённая тройкой гнедых, подкатила к главному подъезду Зимнего дворца. Нарядно одетый кучер слез с козел, откинул подножку. Дверца распахнулась, и из обитого красным бархатом, шёлком и кожей нутра выскочил молодой высокий камер-паж в парадном мундире. Он подал руку полному, с небольшою бородкою мужчине в безукоризненном фрачном костюме с бабочкой.
– Осторожно, батюшка.
– Ну-ну, Михаил, – улыбнулся князь, – я ещё сам могу.
Однако от руки сына не отказался. В последние два года князь сильно сдал: не ладились дела на службе, жена, оставшаяся в России, совсем расхворалась, в Италии он был лишён привычной обстановки, что при консервативном характере постоянно угнетало его. Всё это отрицательно сказывалось на здоровье. Однако пропустить выпускной бал любимой дочки он не мог и потому приехал, не побоявшись дальней дороги. В петербургском особняке к приезду хозяина навели идеальный порядок: сверкал начищенный паркет, сквозь прозрачную ясность оконных стёкол виднелись аккуратно убранные дорожки сада; с портретов в золочёных рамах строго смотрели высокородные предки; изящные изгибы дорогой мебели в двадцати комнатах прекрасно сочетались с мягкой глубиной персидских ковров, расшитых затейливыми узорами. Слуги подновили карету, которая