Обычные командировки. Повести об уголовном розыске. Игорь Скорин
деле Лаврова он знает?
– Конечно. Это ведь он мне посоветовал вам в Москву телеграмму послать. Я три года работаю у него внештатным инспектором. А вы, Александр Дмитриевич, не собираетесь навестить Макарова в больнице?
– Обязательно. Вместе и сходим. А вы как считаете, почему Киселев так настаивает на виновности Лаврова?
– Киселев? – Начальник штаба как-то замялся. – Захар Яковлевич, мягко говоря, человек своеобразный. Например, терпеть не может тех, у кого длинные волосы. В его представлении все они, как один, балбесы. Ходят с гитарами и поют – плохо. Джинсы носят – нехорошо. В его время молодежь была другая. А какая? Хуже, лучше? Не такая, и все. Может быть, Киселев настроен так недоверчиво к людям, потому что все время имеет дело с подонками – он розыском преступников занимается: алиментщиками, теми, кто своих детей бросил и скрывается. Вот и потерял веру в человеческую порядочность.
Они покинули беседку, подошли к гостинице, где остановился Дорохов.
– Скажите, Женя, вы как завтра работаете?
– У меня набралось дней десять отгулов за работу в колхозах. Я могу договориться на заводе и прийти к вам в любое время.
– Тогда приходите завтра в отдел, а к вечеру соберем ваш актив и вместе решим, что делать дальше.
Дежурная гостиницы, приветливая женщина, передавая Дорохову ключ, сказала, что около десяти вечера ему звонил капитан Киселев.
– Что-нибудь просил передать?
– Нет, только спросил, возвратились вы или нет. – Женщина помедлила и, вглядевшись в усталое лицо полковника, предложила: – У нас в гостинице душ работает круглые сутки. Есть чай.
– Спасибо. С удовольствием.
После душа Александр Дмитриевич словно воскрес. Дома знали, что, взявшись за новое дело, он мог пропустить обед и ужин, поэтому готовили ему с собой всякую снедь. Достал из чемодана целлофановый пакет с домашним печеньем, с конфетами и пачкой чая и спустился на первый этаж к дежурной.
– Сами будете заваривать, Александр Дмитриевич? Заглянула в вашу карточку и прочитала, что вы полковник милиции, к нам в командировку, на какой срок, неизвестно. Меня зовут Нина Николаевна, я в этой гостинице с первых дней, как построили.
Дорохов поколдовал над фарфоровым чайником, и, когда темный, точно устоявшийся гречишный мед, чай был разлит по стаканам, Нина Николаевна усмехнулась:
– Я уже привыкла к тому, что у москвичей первое дело – чай. И не просто там засыпал в чайник, плеснул кипятку – и пей. У каждого свой способ, вот и не рискнула сама заварить. – Нина Николаевна задумалась и сразу стала серьезной. – Вы, наверное, приехали насчет Лаврова? – И, не дожидаясь ответа, вздохнула: – Я ведь обоих знаю. Сергей у нас тут в гостинице в парикмахерской поначалу работал, а года три, как перешел в салон. Ничего был парень. Раньше они с матерью в соседнем бараке жили. Знаю их давно. Очень уж убивается женщина. А то как же! Сын ведь родной. Вчера встретила в магазине, вся в черном и сама черная. Жалко мне ее стало. Да и Сергея жалко. Погиб-то уж больно глупо. Что у них там с Олегом