Когево. Светлана Мурси-Гудёж
сервера. Но это был первый проект, в котором все было туманно. Складывалось ощущение, что предшественник страдал маниакально-депрессивным психозом. В какие-то периоды он выдавал тонны кода, в другие делал за весь день один-единственный коротенький файл или вообще ничего не делал. Я вычислил, что он был нанят на условиях такого же контракта, и перестал работать 22 декабря прошлого года. Что с ним произошло? Его уволили? Уволился сам? Сбежал?
– Руки убери! – только когда истеричный ор приблизился вплотную к двери «дупла», я со вздохом перенес вес на сидение кресла, встал и, разминая ноги, подошел к двери.
В коридоре странно пахло озоном. Во рту появился металлический привкус. Орал Ельшинский, которого Кривоног держал за грудки. От Кривонога и исходило басовитое успокаивающее бурчание.
К стене коридора привалился двухметровый, чрезвычайно длинный мешок, который пугающе шевелился. Между Ельшинским, Кривоногом и мешком шныряла бабка Ежихина со шваброй, делая покрытый разводами пол еще грязнее.
– Почему в коридоре посторонние? – проорал Ельшинский, обращаясь, главным образом, к бабке, и показывая на меня.
– Я не… – начал я
– Что вы, Всеволод Родионович, опомнитесь, – забурчал Кривоног. Это – Федор Павлович, наш новый специалист. Вы с ним рядом сидели на летучке по затуканиванию. Не кричите, ладно-складно?
Что-то взорвалось в голове у Ельшинского и он заорал еще истеричнее.
– Новый… знаем мы ваших этих новых… со старыми тоже все знаем, как и что… Видел я ваших новых специалистов, толпами! Толпами! На склоне целая роща!
Тут у меня по спине проползла холодная гусеница. Мешок у стены задергался.
– Всеволод Родионович, у вас нервы расстроены, – бурчал Кривоног. – Вы какие-то вещи говорите неадекватные. Товарищ – активный, товарищ весь в кофе, коде и цифрах, и воображения, и фантазии начисто лишенный…
Тут я почувствовал легкий укол самолюбия. Как если бы какая-то пьянь обозвала меня «мебелью» в трамвае. Вроде бы – что на него внимания обращать? А все равно укололо.
– … Товарищу абсолютно ничего не грозит, ладно-складно? – закончил Кривоног. И стал басовито и нарочито как-то, как в оперетке, похохатывать, оттесняя Ельшинского в глубь коридора.
Ельшинский пытался уцепиться за мешок. Кривоног похохатывал все визгливее, уже не по-опереточному, а как площадной скоморох. Бабка зашныряла со шваброй еще быстрее. Пол стал невыносимо грязным. Я вспомнил свой принцип – не давать себя втягивать в чужие разборки, – и вернулся в «дупло» с неприятным осадком в душе и металлическим привкусом во рту.
Я отсутствовал не более минуты, но здесь кто-то побывал. Стопка бумажек была сброшена с одного из системных блоков, на который я ее переложил с пола, в надежде позднее разобраться. Кто-то рукавом стер пыль с угла стола. На основном мониторе мигала надпись «Диск Z извлечен неправильно». Никакого диска Z у меня и в помине