Принцесса из собачьей будки. Елизавета Ланская
на пороге и выпячивала глаза на Костю с Оксаной. Девочке показалось, что если она продолжит так смотреть, то глаза ее прямо вывалятся из головы, покатятся по полу и непременно упадут в трещину в полу.
– Ну и что вы здесь забыли, уроды? – не стесняясь в выражениях, заголосила женщина. – Добро мое стащить задумали, гаденыши?! Только через мой труп, поняли?! Вот вам, на куси-выкуси!
Кукиш, сложенный из костлявых пальцев бабушки, уперся Оксане и Косте в лицо, будто страшнейшая угроза на земле. Тут же, сориентировавшись на удивление быстро для своих 75-ти лет, Алевтина Викторовна потянула покрывало с машиной на себя. Но и Костя не растерялся, принялся перетягивать ткань на свою сторону. Оксана стояла между ними, не зная как быть. Слезы подступали к горлу, начинали душить. Малышка давно заметила, что если плачешь очень сильно, то говорить становится сложно, слов – не разобрать, но молчать она просто не могла, должна была сказать. Стараясь говорить, а вернее – кричать как можно громче, Оксана встала ногами на подстилку лицом к бабушке. Ручки сложила в просительном жесте, надеясь хоть чем-то разжалобить женщину.
– Бабулечка, дорогая, разреши мне взять себе машинку! Она ведь все равно стоит здесь без дела, портится, а я бы шить научилась. Платье сшила бы для тебя красивое или платочек. Бабулечка, пожалуйста! – в порыве эмоций Оксана даже упала на колени, вцепившись в грязный подол платья Алевтины Викторовны.
– Что ты мне тут мелодраму корчишь?! Ишь, нашлась артистка из погорелого театра! Не дам ничего! Сначала заслужи, а потом и просить смей. Ты и на хлеб-то не заработала!
– Не смей мелкую обижать, что она сделала тебе? – Костик встал на защиту сестренки, словно маленькая скала, заслонив ее своей спиной.
– И ты лезешь? Да скажи спасибо, что кормлю вас еще, пою, крышей над головой обеспечила! Отправляйтесь к матери своей, а машинку мою в покое оставьте!
Алевтина Викторовна наклонилась и потянула ткань на себя, но так как дети тоже стояли на ткани, придавая веса грузу, сдвинуть ее не удалось. Однако женщина не хотела униматься. Жадность застилала ей глаза не хуже алкоголя. Собралась с силами. Дернула что есть мочи до хруста в суставах и… ткань затрещала, разрываясь. Женщина, так и не переступившая порог и стоявшая на самом его краю, потеряла равновесие. Тяжелым мешком скатилось ее старческое тело с лестницы и с размаху бухнулось на пол.
Некоторое время дети прислушивались, не раздастся ли бабушкин отборный мат в звенящей тишине, как говорил Гоголь. Но все было тихо. Выглянули вниз. Там, словно сломанная кукла, в неестественной позе, лежала Алевтина Викторовна. Осторожно спустились. Подходить не решились, но тут как раз вернулся Мишка с улицы. Он-то и проверил пульс. «Сдохла», – короткой грубостью отозвался мальчик, перешагнул через тело и присел на ступеньку рядом с Костей и Оксаной.
– Ну, все, ждите органов опеки. Тетка Тамара теперь не отстанет. И так как пиявка, а теперь заголосит, мол, жить с родителями положено. А какие