Отпущение грехов. Дмитрий Красько
номер, я первым делом устроил в нем погром. Перевернул вверх дном все, что переворачивалось. Не без причины. В голове крепко сидела мысль: раз был тайник у Ружина, то почему такому же не оказаться у меня? Вряд ли местные гэбэшники знали, кто из нас в какой комнате окажется, да и кто станет верховодить – тоже. Я вообще сильно сомневался, что мы им были известны – в целях конспирации, так сказать.
Неважно. Тайник действительно существовал. Даже не один. Первый – на том же месте и того же содержания, что и у Ружина. Ну, тут гэбэшники, надо отдать им должное, ни капли не рисковали: какому идиоту придет в голову светлая мысль ползать по гостиничному номеру на коленках, осматривая поддоны всей стоящей в нем мебели? Тем более что госбезопасность не сплоховала и пакеты, что у меня, что у напарника (коль скоро список сектантов включал всех выявленных по вчерашний день), были приклеены не за неделю, а перед самым нашим приездом. Так что никакая уборщица носу не подточит.
Бросив обмотанную целлофаном стопку бумаг на диван, я продолжил исследования. Где один тайник, там и второй. Почему нет? У Ружина просто не хватило фантазии заглянуть под диван, тумбу, другую мебель. Он оказался человеком дисциплинированным, и, коль скоро сказано, что все необходимое приклеено под шкафом, значит, так и есть.
Я с дисциплиной с детства не очень дружил, что нынче оказалось весьма кстати. Изрядно набив коленки в десятиминутном забеге на карачках, все-таки обнаружил то, что искал. А именно – двойное дно у кровати. Я, конечно, не подозревал, что это будет выглядеть именно так, но высматривал нечто подобное.
Дверь была заперта мной сразу по возвращении от напарника, поскольку перспектива быть застуканным за столь неприглядным занятием, как ходьба на четвереньках совсем не вдохновляла. По моему мнению, это существенно ниже моего достоинства. И, не рискуя вызвать недовольство какого-нибудь особо ретивого сотрудника гостиницы, который решил бы без стука вломиться в номер, я принялся решительно раскурочивать кровать.
Тайник был, что надо. Не знаю, почему гэбэшники не сообщили о нем Ружину в ночной записке. Возможно, рассчитывали сделать это потом, когда обстоятельства припрут нас к стенке и потребуется тяжелая артиллерия. Если же этого не случится, то они поимеют нехилую экономию. И оружия, и боеприпасов. Никогда их толком не поймешь, этих конспираторов.
Нам обеспечили великолепный запас прочности в огневом плане. Не знаю, как Ружин, а я явился в этот город всего с одной боевой единицей. Правда, это был мой «оленебой», нелегально приобретенный задолго до первого заказа на убийство для нечастых браконьерских вылазок, которые, по моим тогдашним прикидкам, нет-нет, а должны были происходить. И все же это была лишь мосинская винтовка на пять зарядов, к тому же после каждого выстрела патрон в патронник досылался вручную; древненькая модель, хоть и модернизировалась по мере сил: ствол, оптика, глушитель. Конечно, давно нужно было прикупить что-нибудь более современное, но я сросся с «оленебоем» примерно также, как с бритвой.