Битум. Алёшка Сергеевич Емельянов
ад среди соли
раненьям, не видящим сны,
теплицы забытых детишек,
где каждый – обрезанный куст,
где ласки не будет, излишков,
где груда искусственных чувств,
где будут обноски одеждой,
где племя рычащих, немых,
где слёзно промокла надежда,
где чада для бойнь огневых,
где главный садовник тиранит,
где будет избит соловей,
где мэтры намеренно ранят,
где хищные тени друзей
средь плесени, стай паразитов.
Бой до совершенности лет.
И днями нет смысла грозить им,
ведь ночью не видит Бог бед.
Сникают поэты и леди
до пыли, нижайшей травы.
Бутоны великих наследий
репейником станут, увы…
Подростки
Как тощие птенцы,
буяны, что трезвы,
как глупые смельцы,
как блохи, что резвы,
как блики ярких чувств,
разрозненно легки,
отсутствуют боль, грусть,
как глина, снег мягки,
их звук – цыплячий шум,
пластичны голос, шаг,
и ум без тяжких дум,
проросты в сорняках,
как бабочек жуки,
как главы без седин,
как жизни без беды,
мальки в потоке льдин,
как слепки с рук родных,
наживки для китов,
в путях всё обходных,
просвет меж облаков,
живёт незнатый сорт,
дород иль недород,
поим вином их рот,
не млеком, свежий род.
Поток сознаний
Вдруг отщёлкнув сваи каменных ног,
нервы канаты и корни родивших,
плавно взлетаю, и слышу, как Бог
тихо зовёт из таинственной ниши.
Голос знакомый. Вне времени я
чисто качаюсь среди лабиринтов,
будто в невидимом племени. Яд
или лекарство из пен гиацинтов
телом владеет и памятью, всем!
Резко спадает солёная плёнка,
взорю я красок неведомых семь,
и растекаюсь, суммируясь тонко.
И созерцая блаженную жизнь,
и на оттенки мелодии глядя,
то превращаюсь в пиранью, то в слизь,
птичье перо, то в комочек помады,
в разное то, чего раньше не знал…
Вдруг ощущаю наличье похожих,
юных и старых пилотов в навал,
тенесплетенье, и снова расхожих…
Это всё души умерших, живых
или готовых чрез сутки родиться?
Сотни картин и сюжетов за миг,
и бессобытие щедро ветвится…
Тут исповедаться надо, молчать?
Молятся тут или просто витают?
В этом покое прозрачном, лучах
стоит