Битум. Алёшка Сергеевич Емельянов
гурманность на сорта,
и как сентябрь задождился,
предстал обедом для крота)…
Одухотворённая
Тьма надвигается тише и гуще,
краску заката окрасив в свою.
Волосы наши, как взбитые кучи,
трогает бриз, наклоняя ко сну.
Занавес-веер и складки одежды.
Кухонный кубик просторен и мал.
Я б не заметил подобного прежде,
но вот с тобою о многом узнал:
людях, про их неуменья и шоры,
и о нагреве земного ядра,
и об оттенках багряных и жёлтых
старого солнца, о быте крота,
жизнях цветочных, плантациях чая,
звёздных падениях, фауне, льде
и о моторах, что диски вращают,
даже о росте седин в бороде,
и каким запахом дарятся волны,
божиих сущностях в тысячах лет…
Жёлтую вечерю праздно тут полнят
кофе, любовность и дым сигарет…
Просвириной Маше
Детдомовцы
Сырой, простреленный курятник
под злым присмотром диких лис,
забытый Господом дитятник
с пустым корытом, чей худ низ.
От зла, пустот сбежали крысы.
Смешались числа в вязкий ком.
Тут вши колючие изгрызли
пушинки коек, поры кож.
Тут лишь игрушки в такт ласкались,
хоть все засалены в годах.
Для всех иконами назвались
тюремных нравов господа,
что их ведут к полётам мнимым
уже бескрылые тела,
как жирно-траурные мимы,
сироты – в днях учителя.
Тут безродительный ребёнок,
познавший голод, тягло бед,
седой, заклёванный цыплёнок
с пелёнок ищет счастья свет…
Патриархат
Ты должна быть живой,
всепослушной, моей,
и рабой ломовой,
мастерицей средь дней,
эротичной в ночи
и монашкой с утра,
не искать ста причин,
чтоб отсюда удрать.
И пускай я не царь,
для тебя я – король,
не богат ум и ларь.
Твоё счастье, не боль.
И пусть сед и пузат,
весели и балуй,
и хвали даже зад,
и не спорь, не лютуй,
не стони, не реви,
и мой орган лишь знай,
и за замок прими
сей старинный сарай.
Вот такой вот устой!
Будь готова в Тартар.
Ты навеки со мной,
как имущество, дар!
Блуждания
В тропических дебрях плутаю,
в постройках, забытых лесах,
и сразу же будто бы таю,
но вновь появляюсь в кустах,
и снова шагаю в пролески
по