№3. Алёшка Сергеевич Емельянов
запах там, свет розов!
Как помню курс и пыл,
соседей, шторм и грозы.
Как будто прежде жил.
И голос мне знакомый
кричит и шепчет вновь.
Накат и жар искомы
то в одинокость, вдвойвь.
Без ветра. Ток попутный.
Преград нет поперёк.
Волною общей мутной
плывём, плывём вперёд!
Кто выгнал нас из дома
и в рейс желаньем вверг?
А лодок наших тонны
несутся вниз и вверх.
Что там, в дали взаимной?
Наш путь быстёр, далёк.
Что там: никто, зверинье,
жена иль паренёк?
Газеты
В каждом и "Правда", и "Берег",
с записью ссыльных статей,
даже с колонкой про веру,
с ликами средь новостей.
Вести про прошлую юность.
Зов заголовков сверх строк
про беспределы и глупость,
мать и нещаднейший рок.
Шрифтом порой неумелым
грозно вещают с полос.
Бюстом и ростом ли целым
виден то бес, то Христос.
Выпуски в срок иль до срока
взглядам являются в дни.
Кадры имён, тел, пороков
всем в обозренье даны.
Тексты молитвы, как сметы,
список заслуг, что негож.
Люди – живые газеты
с синими штампами кож.
Гибельность
Рыжим шипением листья
кроют поверхность травы,
пеною с примесью. Выстрел
где-то в кувшин головы,
может, а, может, и в суку,
что покусала ребят…
Осень, вносящая звуки,
хладом щипает круг пят.
Шумность и толп торопливость,
ветхие шторы вдоль рам.
Горлость хрипая, сопливость,
пьяность и дел тарарам.
Пришлое время сезона
вновь баламутит умы
шлюх и поэтов резонно,
дворников, что чуть глумны.
Старое поднято вихрем,
ливнем прибьётся к земле.
Бедность по-прежнему дрыхнет,
вновь обвалявшись во сне.
Гибель склонившимся будет
лёгкой из лёгких наград.
Месяцы лучших погубят,
близя заснежья расклад,
что поукроет и стойких,
бурей сторукой свалив
древы, сараи, пик стройки…
Я же пока ещё жив…
36,6 + 36,7
Вдвоём теплей и мятней,
мёд солнечней, вкусней,
планеты, Бог понятней,
рассвет, фонарь ясней,
родней стыковки кожей,
из ран боль не торчит,
расхожести похожи,
и спирт не так горчит,
уютней край кровати
и пледа гладь, шатёр,
шитьё красивей