Ангел Господень. Борис Чурин
их встречи.
– Нет! – как и тогда, в кабинете начальника, затряс головой Юрий Николаевич, – этого не может быть! Да, она хорошая, добрая, отзывчивая. Но ведь она некрасива! Она уродлива! Никакой любви быть не может! Не может!
Выйдя из автобуса и перейдя дорогу, Колотов через двор направился к своему дому. На детской площадке, как обычно в вечернее время, собралась пьяная компания. Слышались ругань и раскатистый смех. Один из голосов показался Юрию Николаевичу знакомым.
– Бля буду, это он! Он, я вам говорю! – вопил мужик, – это он меня тогда в ухо еб – л!
Колотов узнал этот голос. Принадлежал он Вериному должнику, Аркашке Горбушину. Юрий Николаевич невольно ускорил шаг.
– Стой! – зарычал Аркашка, – стой, падла!
За спиной Колотова послышался топот ног.
– Бежать? – промелькнул в голове ученого вполне уместный вопрос, – а если Вера, по обыкновению, дожидаясь меня, смотрит в окно? Я что же, у нее на глазах, как последний трус, стану удирать от кого-то подонка? Нет!
Колотов остановился и резко развернулся. К нему бежали двое:
Горбушин и долговязый мужик в мятом пиджаке и кепке, сдвинутой на бикрень.
– Чо, со страха обосрался? – Аркашка остановился в двух шагах от Колотова, – бежал аж пятки сверкали.
Юрий Николаевич молча смотрел Горбушину в глаза.
– Поговорим? – тот придвинулся ближе к Колотову. На Юрия Николаевича пахнуло уже забытым запахом перегара.
– О чем? – сквозь зубы процедил Колотов.
– А вот о чем.
Аркашкин кулак взметнулся вверх, нацеливаясь Юрию Николаевичу в лицо. Колотов резко наклонился влево, одновременно выбрасывая правую руку вперед. Его кулак встретился с подбородком противника. Горбушин качнулся всем телом назад, но в следующую секунду, взревев как раненный буйвол, кинулся на Колотова, выставив вперед руки. Не растерявшись, Юрий Николаевич, как заправский тореадор, сделал шаг в сторону и уже занес руку для удара в многострадальное Аркашкино ухо, как вдруг почувствовал резкую, пронизывающую боль под левой лопаткой. Перед глазами поплыли яркие, неразборчивые картинки. В висках застучало так, словно по ним били тяжелым молотком. Потом все неожиданно стихло, и Юрий Николаевич ясно услышал Аркашкин голос:
– Ты чо, Штырь, ох-ел?! Ты чего натворил?! Ты же замочил его!
г. Назарет, 8 месяцев до Рождества Христова.
Пандера достал из печи готовую посуду, три горшка и чашу, и поставил их на стол остывать. В корыте лежал замес для следующей партии посуды, но горшочник не спешил приступать к работе. Он прошел в дальний угол мастерской, опустился на табурет и, подперев голову руками, погрузился в размышления, которые не давали ему покоя вот уже третий день к ряду.
Три дня назад, при последнем свидании, Мария сообщила Пандере о своей беременности. Новость эта заставила горшочника застыть в оцепенении. Долгое время он молча таращил на молодую женщину полные ужаса глаза.
– Что теперь делать? – спросила Мария чуть слышно.
“Что делать?” Именно этот вопрос постоянно