Воин Доброй Удачи. Р. Скотт Бэккер
как и убивать, и что Награда стала бесполезной. Он был отправлен в тюрьму за точность своих пораженческих настроений.
Со своей стороны, скальперов не интересовали ни расчеты, ни мелкие политические устремления. Они считали, что нужно просто исследовать края Великих Косм, чтобы понять, почему шранки перестали отступать. Эти земли не походили ни на один лес, известный людям Трех Морей. Деревья там были такие седые и огромные, что земля дыбилась вокруг их комлей, образуя гребни, похожие на волны штормового моря. «Крыша», созданная их кронами, была настолько плотной, что лишь серо-зеленый свет рассеивал слабо просвечивающий мрак. Земля, лишенная подлеска, была лишь изрыта колоссальными остовами давно умерших деревьев. Для шранков Космы были чем-то вроде рая: вечно темная местность, с рыхлой землей, богатой личинками. Она удовлетворяла все их желания, кроме самых ужасных.
То есть так было до прихода людей.
Ксонгис повел их вниз, в предгорья, на северо-запад, так что миновала почти неделя, прежде чем экспедиция вошла в леса, которые скальперы называли Космами. План состоял в том, чтобы обогнуть опушку леса и двинуться к Толстой Стене, древнему Маймору, в надежде пополнить запасы. Мимара все это время буквально цеплялась за волшебника, иногда даже прижималась к нему, хотя у нее не было серьезных ран после всего случившегося. Ее мать сделала то же самое много лет назад, во время Первой Священной войны, и эти воспоминания глубоко, до боли глубоко поразили бы Акхеймиона, если бы хаос предыдущих дней не был таким безжалостным.
Когда он спросил Мимару, что происходило на дне Великой Срединной Оси, она так и не дала ему ответа, по крайней мере, удовлетворительного. По ее словам, призрак горы был изгнан ее хорой – и на этом все. Когда маг напоминал ей, что у капитана тоже есть хора, которая, по-видимому, ни на что не влияла, девушка просто пожимала плечами, как бы говоря: «Ну, я же не капитан, не так ли?» Но Акхеймион снова и снова возвращался к этому вопросу. Он не мог поступить иначе. Даже когда он не обращал на Мимару внимания, он чувствовал ее хору в своей груди, как дуновение забвения или как царапанье каких-то потусторонних коготков.
Школа Завета долгое время избегала даймотических искусств: Сесватха считал, что цифранг слишком капризен, чтобы подчиняться человеческим намерениям. И все же Акхеймион кое-что понимал в этой метафизике. Он знал, что некоторые силы можно вызвать, оторвав их от внешнего мира, вырвав целиком, в то время как другие несут с собой свою реальность, наполняя мир рассеянным безумием. Акхеймион знал, что тень Гин’йурсиса была одной из таких сил.
Хоры только отрицали нарушения реальности, они возвращали мир к его фундаментальной структуре. Но Гин’йурсис явился, как фигура и рамка – символ, связанный с тем самым адом, который придавал ему смысл…
Хора Мимары должна была быть бесполезной.
– Пожалуйста, девочка, – начал Друз в очередной раз. – Прости старику его смятение.
Там