Заветы старого мироведения. О Проявлениях Прави и Нави, Правильной Нави и Явных Наветах. Илья Николаевич Черных
развилках пути. Я хочу, чтобы внук примерил благоразумие тех, кто правильно жил до нас. Во времена искушений и испытаний их родовая мудрость чуть приоткрылась мне, как награда. Многие идеологи нас пытались разворотить, отворотив от неё. Беда, что часть совсем небезразличных мне соотечественников развращена искусным и целенаправленным отвращением к родным традициям и обычаям. Их развороченные души падки на идеологические наживки.
Работа на чужбине и интерес к другим культурам лишь обостряли ценность переданных мне заветов. О них и об их осмыслениях эта книга.
1. Начало самосознания в счастье
Думая об истоках моей натуры, я вспоминаю очередной день у бабушки в Кинель-Черкассах в сотни километрах к востоку от моего родного города Куйбышева. Родители, занимавшиеся наукой и преподаванием, посылали меня туда на пару-тройку летних месяцев – взрослеть.
В середине огорода стоял колодец-журавль. Однажды в его холодной глубине в трофейный дедовский бинокль я увидел плавающего лягушонка. Очень захотелось его спасти, поймав ведром. Не получилось, конечно. Бабушка оттащила меня от колодца, боясь, что я туда упаду. В тот год к дому бабушки провели электричество, и отец установил погружной насос в колодец, сварил и разместил на сваях цистерну, проложил по огороду трубы для полива. Соседи приходили смотреть на невиданный ранее признак технического прогресса, заметно облегчающий жизнь.
А над головой летали МиГи с аэродрома, что был за станцией Толкай. Там лётчики осваивали новые модели истребителей. Старушки крестились, когда наверху серебристые самолёты с громом преодолевали звуковой барьер. Прохожие говорили им, что это, слава Богу, наши. Они успокаивались, бормоча молитвы, поминающие «Царицу Небесную».
Офицеров ставили «на постой» в селе. Меня взялись опекать два друга, молодых лейтенанта. У того, что жил у моей бабушки было городское модное имя Эдуард, а Иван жил у нашей соседки, тёти Шуры.
По вечерам они брали пятилетнего меня с собой – гулять по центру села и в парке. Они надевали красивую парадную форму; меня наряжали в костюмчик-матросочку, и, держа с двух сторон за руки, использовали в качестве приманки, чтобы знакомиться с девушками, которых приметили заранее. Хорошим девушкам приличнее было начинать разговор с выяснения – чей же это мальчик. Такое знакомство не выглядело неприемлемым приставанием на улице. Девушки меня тогда ещё интересовали не очень. Но помню своё смущение, когда я отвечал на вопросы стройной красавицы в лёгком платьице с совсем небольшим – но эффектным – декольте и в туфельках на каблуках, которая, присев на корточки, пыталась вывести ребят на чистую воду, задавая мне вопросы. Она чуть лукаво поглядывала на них, поднимая большие ресницы, когда чувствовала, что они делали мне «незаметные» знаки и подмигивали. Часть её приятного лукавства каким-то рикошетом попадала на меня, заставляя робеть. Ребята тоже старались скрыть волнение, хорохорились и пытались казаться гусарами. Через неконтролируемое, совершенно непонятное мне тогда замешательство, я старательно отвечал так, чтобы не подвести своих друзей-лётчиков. Ребята заранее научили меня отвечать позабавнее – для продления беседы с постепенным мягким «увязанием» девушки в сетях затейливого шутливого разговора. Они тогда, наверное, и не подозревали, что ничего не надо было из себя строить. Они по-настоящему были самыми крутыми. Гораздо круче Гари Купера.
А ещё они учили меня ходить по улице втроём, синхронно пританцовывая под джазовый напев: «…пода-пада-подап-па!». Я недавно попробовал и обнаружил, что до сих пор так умею. Хотя прошло уже немало десятилетий с тех пор.
Они приносили мне шоколадки, которые лётчикам выдавали в пайке. Но главное, что мне «махали крыльям». Я целый день смотрел на пролетающие самолёты, чтобы увидеть, как «мой друг» дядя Эдик будет кренить самолёт то в одну, то в другую сторону. Радости не было предела: я орал и прыгал от избытка эмоций.
Я подозреваю, что кроме меня этому же радовалась и та стройная красавица.
Когда бабушка расстроилась, что сломался, упав, будильник, то дядя Эдик сел и разобрал его. Он делал это первый раз в жизни, но знал, что сообразит. С первого раза собрать не получилось – остались лишние детали. Получилось, как надо, только перед рассветом. Будильник после этого исправно служил ещё более десятка лет. Тогда я узнал, что «по-нашему то, не боги горшки обжигают». Надо просто браться и не отступать. Я это принял для себя.
Я старался просыпаться достаточно рано, чтобы поучаствовать с дядей Эдиком в утренней зарядке. Пытался повторять за ним разминочные упражнения, а потом, как завороженный, смотрел, как он на турнике крутит «солнце» и подтягивается какое-то огромное число раз. Потом он обливал из ведра себя и меня колодезной холодной водой. Ритуалом было при этом с удовольствием громко ахнуть. Бабушка подавала нам чистые полотенца и мы, растираясь ими на ходу, бежали одеваться и завтракать.
С каждой утренней зарядкой во мне зрела решимость научиться делать так же, как он. Сила и положительность примеров были такими, что мотивации не угасли до самого взросления. Когда время пришло, я научился-таки