Красное каление. Том второй. Может крылья сложишь. Сергей Николаевич Галикин
Батюшки уже не было видно. Только щуплый низкорослый боец, стоявший на краю могилы, быстро теперь поднимался наверх, по свежим конским следам, придерживая за ремень великоватую для него винтовку.
Глава пятая
Как ни пытал Панкрат Кузьмич невестку, за что же погубил Гришка подсобника его Митрофана, та только прятала в подол мокрые от слез глаза и божилась, что ничего не знает.
Тот все не унимался.
– Ну, может, Митрошка… приставал када, может обидел тебя чем?.. Ить… Дело ж молодое!.. Ну! А ты возьми, да и пожалуйся Григорию? Ты не боись, мы ж свои, тута оно и останется! Грех-то какой! Живой же человек… был. Э-эх! Прости и помилуй и нас, грешных, и непутевого нашего сынка Григория, Господи-и!..,– и, сокрушенно качая белеющей головой, размашисто крестился на Николая-Угодника.
Александра, низко опустив голову, брала за плечи притихших детей, пугливо стреляющих глубокими глазенками, и молча уводила их к себе. Выходила через время с мокрым от слез передником. И – все молчком, молчком.
-Та уймись ты, дурило старый! – несмело ворча, искоса поглядывая, осаживала Кузьмича супруга, Терентьевна, по-бабьи жалея невестку, – ишь!.. А ей-то откудова знать… Вам, мужикам, в нонешние-то времена убивать, што с горы катиться… Прости и помилуй нас, Гос-споди… Ступай уже со двора… в свою кузню!..
-Цыц, проклятая!.., – не унимался Кузьмич, притопнув ногой и скребясь в обдерганной выгорами косматой бороде, -я ить, не то, што б каковой антирес… имею!.. Мене за сына, кровинушку мою… обидно!.., -и, незаметно смахнувши слезу, выходил в сени, зычно сморкаясь.
-Поди вона, лучше, кизяков подкинь в духовку… Святой субботы ради… Опара захолонеть… Не подойдут ноне хлебцы-то…
Кузьмич, зло сплюнувши, а затем перекрестясь, молча шел в овин, где с лета были сложены в пирамиды сухие овечьи кизяки, брал пошире оберемок, нес бережно в печь. Открывал закопченную заслонку, сердито всматривался вовнутрь:
-Ничего… Подойдуть. Вона, жар-то каков… Мука ноне дюже ж соловая была, не в пример прошлогодней, – и, слегка морщась от жара, бережно подкладывал в пылающую духовку толстый, как валенок, сухой кизяк.
А сам все в думках, да в думках… Вспомнилось отчего-то, дело прошлое, подзабытое… Как был еще худосочным пареньком его Гриня, да уж больно понравилась ему старшая девочка Солодовниковых, Даша. На год младше Гришки. Девка и вправду, зацвела, распустилась к шестнадцати годкам, што твой цветок лозоревый… Солодовниковы были зажитошные, держали две мануфактурных лавки, мельницу, скупали окрестные земли заимка за заимкой. Хоть и Панкрат Кузьмич тоже в ту пору уже вовсе не бедствовал, кусок хлеба с маслом завсегда на столе… А все ж далеко не ровня. Дружили-дружили, бегал-бегал Гриня… Летал, как на крыльях… Да все кончилось в один момент. Приехал однажды в лето аж с Великокняжеской молодой усатый юнкер, сын тамошнего полицмейстера… Да и увез Дарью в город. Гриня целый год, почитай, что до самого призыва на службу, ходил мрачнее тучи. Почти