Фьямметта. Джованни Боккаччо
моя напрасная радость сменялась смятенностью, как корабль носится бурей, когда мачта с парусами, сломанная ветром, рухнула в море; и, к обычным слезам вернувшись, печально плакала я; пытаясь успокоиться и нагнать сон на закрытые, еще влажные глаза, так говорила я: «О сон, отраднейший покой для всех, истинный мир душам, кого, как враг, бежит всякая забота, приди ко мне и своим действием прогони на время беспокойство из моей груди! Что не приходишь ты, что тело в тяжком горе укрепляешь и для новых трудов готовишь? Ты всем даешь покой, дай же его и мне, которая в нем так нуждается; покинь глаза тех веселых молодых, что теперь в объятиях любовников предаются Венериной борьбе, лети к моим, ведь я одна, покинутая, сломленная горем, вздыхаю. О укротитель горести, лучшая часть человеческой жизни, утешь меня и сохрани, покуда Панфило своей прелестной беседой не усладит мой слух, такой жадный к ее слушанию; о томный брат жестокой смерти, мешающий правду с неправдою, слети к моим глазам! Ты усыпил сто Аргусовых глаз, желавших бодрствовать, усыпи же два моих, желающих тебя! О гавань жизни, покой света, товарищ ночи, ты одинаково желанно приходишь к высоким королям и к смиренным рабам, сойди в мою скорбную грудь и восстанови несколько мои силы! Сладчайший сон – человечество, страшащееся смерти, понуждает тебя приготовить его к долгой власти этой последней, – наполни меня своей силой и избавь от болезненных волнений, бесполезно терзающих мою душу».
Случалось, что этот бог, более других жалостливый к моим мольбам, медлил исполнить их, но после продолжительного времени, неохотно, лениво приходил и молча, незаметно для меня прокрадывался в мою усталую голову, которая, так нуждаясь в нем, охотно давала себя окутать.
Хотя сон и приходил, покой не возвращался, и думы слезные заменялись страшными сновидениями. Я думаю, ни одна фурия не оставалась в городе Дите[31], которая не появлялась передо мною неоднократно в различных устрашающих формах, грозя бедами, так что мой сон прерывался от их ужасающего вида, чему я бывала почти рада. Немного было ночей после злосчастного известия о его свадьбе, которые бы радовали во сне, как бывало, видениями моего Панфило, о чем немало печалилась я и печалюсь. Обо всем этом – о печали моей, слезах, конечно не о причине их, – стало известно моему милому мужу; видя, как я побледнела, прежде цветущая, как мои блестящие глаза запали и обведены синеватыми кругами, он не знал, чем себе все это объяснить; но, видя, что я потеряла аппетит и сон, спросил однажды, с чего бы это, Я ему отвечала: «Это от желудка; он что-то не в порядке, вот я и похудела так безобразно». Он, искренне поверив моим словам, велел приготовить мне снадобья, которые я и употребляла для его успокоения, но не для пользы. Какие целебные средства для тела могут исцелить страстную душу? Думаю, что никакие: только изгнав страсть из души, можно ее уврачевать. Одно лекарство могло бы мне помочь, но оно было слишком далеко.
Обманутый муж, видя, что лечение безуспешно почти, хотел разными способами разогнать мою
Город Дит в «Божественной комедии» Данте это часть Ада (седьмой круг), окруженная Стигийским болотом.