Рубль – не деньги. Ирина Бова
кризисов. Спасение, как народа, так и скота, развернулось на долгие годы. И не надо смеяться: это вам не Геннадий Хазанов прыгает по сцене с радостными восклицаниями «Кукуруза, кукуруза! Как мы любим кукурузу!».
Инициативу разворачивали всерьез под лозунгом «Дадим Родине по 50 центнеров чудесницы с гектара!» В 1956-м стал издаваться журнал «Кукуруза», где в 1959 году на глянцевом развороте подробно описывался визит нашего генсека в Айову к фермеру Гарсту. Очень там понравилось Никите Сергеевичу! Но говорили они с Гарстом преимущественно о кукурузе.
Теперь я знаю, кому нужно было голову отвернуть за маленькие десятикопеечные батоны с черным мякишем. Гарсту! Но тогда я и не предполагала, что есть штат Айова, а в нем вражина Гарст… Я просто стояла с дедушкой в длинных очередях, которые змеились возле булочной.
Подсолнечное масло тоже исчезло, ему на смену пришло кукурузное. До сих пор не переношу его запаха!
А в четвертом классе на уроках труда мы сами стали осваивать «чудесницу». На пришкольном участке (в центре Ленинграда!) мы эту подлость сеяли, за ней ухаживали, фотографировали и с гордостью потом участвовали в каких-то соревнованиях за право кем-то там называться. В общем, были при деле. Я демонстрировала дедушке фото разросшейся кукурузы, которая уже была выше меня, но початков не давала. Его мои сельскохозяйственные достижения, конечно, не удивляли, как меня удивляли его рассказы о том, что корова до революции стоила 8 копеек, как создавалась газета «Искра», и о многом другом.
Единственное, о чем умалчивалось, была целина, с которой мой дед вернулся в 1957-м. Тщательно скрывалось, что никакой целины в биографии Ивана Петровича Селиверстова не было и в помине. Мама рассказала мне, когда я уже стала взрослой, что дедушка написал весьма критическую заметку в стенгазете Высшего военно-топографического училища, где преподавал политэкономию. Кого критиковал, мама не помнила, но то как ночью за ним приехал «воронок», запомнила на всю жизнь. Приехали, изъяли наградной пистолет, и загремел репрессированный дед в казахстанские степи на шесть лет. Видимо, кого критиковали, тот и «стукнул».
А когда вернулся, занимался только мною и стоял за кукурузным хлебушком. Никто не знает, о чем он думал или вспоминал во время вынужденного ожидания, – о дореволюционном ситнике, о 125 блокадных граммах или о том, что в 1980 году весь советский народ будет жить при коммунизме, как пообещал Хрущев на ХХII съезде партии.
Террористка
Катя Измайлова была изумительно глупа. К тому же имела привычку влюбляться во всех подряд. Как правило, объектами, или, как говорили в старинных водевилях, предметами ее всепоглощающей любви были подонки, прохвосты и командировочные, из десятка которых двое впоследствии оказывались многодетными вдовцами, пятеро женатыми, а остальные – бежавшими из зоны.
В это лето Катя влюбилась в студента Политехнического института. Жил он в съемной комнате возле Манежа, но памятник архитектуры служил только для определения маршрута троллейбуса, на котором трепещущая от чувств девушка ежедневно приезжала к новому