Стальной альков. Филиппо Томмазо Маринетти
награды, схваченной грубыми руками и без церемоний!
В номер гостиницы «Италия» я вошёл, как входят в кондитерскую после длительного воздержания от сладкого. Я разглагольствовал о любви с красноречивым и трогательнейшим лиризмом, предлагая прекрасной даме для капитуляции все бархатные трамплины, но в действительности я покорил её, можно сказать, своим авторитетом.
Это не было тяжкой повинностью, возложенной на мою подружку, напротив, я выдал ей патент на бессрочное пользование побережьем великого моря сладострастия, после того, как галантно обучил её колеблющийся дух свободному плаванию в его глубинах.
Комнату освещали отблески тысячи знамён, пламеневших на фасадах домов. Переносные подвесные сады. Красный цвет казался поистине обновлённым. Презренный зелёный цвет Капоретто превратился в зелень Пьяве, в изумрудный цвет Адриатического моря, он станет победным зелёным цветом Изонцо. Раскалённое небо, казалось, кружилось в руках полураздетых берсальеров, свирепых, горланящих, с глотками, полными дикого итальянизма и гордости, любовь – вендетта – грабёж – героизм – мафия.
Я последовал за своей красавицей, решившей заняться распаковкой багажа. Нежный укус сзади в шею. Затем я раздел её. Я приступил к делу томно, со всеми ласками, которыми отличаются венецианские любовники, и с воркованием птицы, проклинающей свою клетку, молящей о свободе и не знающей иного неба, кроме отражающегося в чашке с водой. Я ошеломил её поцелуями и бесконечными ласками. Я овладевал ею снова и снова, пылко, порывисто, теряя рассудок. Потом я остановился. Я швырнул на диван душу, служившую мне до тех пор, и вытащил наружу другую из глубины своего существа.
Необходимо, подумал я, с научной точностью и со сладострастием гурмана оценить приз, приготовленный для меня судьбой.
Я мягко заставил замолчать Розину, стремившуюся рассказать мне о трусливой глупости своего мужа нотариуса, педантичного германофила, пораженца, уклонившегося от отправки на фронт, несмотря на свои 25 лет, отличное здоровье, и сказал ей:
– Дорогая Розина, ты слишком прекрасна, чтобы скрываться под сорочкой, сними её. Я хочу тщательно проанализировать твою красоту и сделать набросок.
Я вскочил с постели, схватил свою записную книжку, поудобнее уложил обнажённую Розину:
– Закрой глаза. Хорошо!.. теперь открой!
Удивительные глаза. Роговица слегка голубоватая, с мельчайшими кровеносными сосудами в уголках, утопающая в странной сладкой золотистой наливке. Чёрный зрачок, окружённый тёмным золотом…
Розина поражена, сдерживая свою радость, она бросает мне сверкающий и лукавый взгляд, великолепно сочетающийся с улыбкой. Это расцветающая подвижная улыбка, открывающая мелкие свежие белые острые зубы. Мне приходит на ум юная Мадонна Рафаэля, только более горячая, страстная, за стёклами быстрого лимузина.
Я люблю маленькие пылкие крепкие груди. У Розины они, наоборот, немного тяжеловатые и слегка