Придёт время для ягод и время быть роскошью. Павел Бой
несуществующее. Точка зрения здесь – это и есть тема, вновь обращённая к вопросу об искусстве. В этой точке границы начинают проясняться и сами по себе отпадают, как уходят от одного представления к другому. Фигуры становятся совсем иными, как бы переходя в иное измерение. Прозрачное стекло уподобляется движущемуся пламени, лампа – пространству или пространству вещей, свет исчезает, образуя тем самым нечто новое, слишком мощное, чтобы быть увиденным. Теперь занавес поднят. Сцена пропадает, расстилаясь и растворяясь. Теперь вопросы не кодифицируют, но конструируют возможности. Формируется терминология, которая меняет то, что раньше было вопросом. Вещи начинают выступать в новом качестве. Те, что были откровением, оборачиваются вещью. Они не стремятся к утверждению, но стремятся к вечности. Прототипы многих мыслей были созданы до того, как они созрели. Только здесь начинается их настоящий смысл и мера. Мир это туманная абстракция за мгновение до озарения. Тогда уже нет символики и условности, поскольку есть только это; и чудо не имеет ничего общего с иллюзией. Все наши способы исследования чего-либо в этой суровой необитаемой вселенной были не более и не менее реальными, чем любое из наших знаний и действий в данной культуре и во всём мире. Они проявляются как нечто, существующее, чтобы быть познанным. Мир позволяет понять себя в единстве его изменчивости. Мы, в сущности, добавляем в него слова, которые исчезнут при длительном изучении. Это необходимо для того, чтобы сдвинуть оптику и кривизну, или, больше того, чтобы приглушить их. Революция живописи, после которой искусство, несомненно, погрузится в сон, будет тогда крайней формой иллюзии. Пора ужинать. Она никогда не наступит. Она будет последним недостающим звеном с исчезающим фрагментом. Страх, напряжённость и неугомонная потребность быть вместе – их чувства, раздирающие тревогу и трепет – всё, что происходит в душе, о чём они думают, что чувствуют, куда они стремятся и что их тревожит, – всё это одновременно выливается в один бушующий поток. О, бессонная заря, мой майский сад – первоцвет души и тела. Чарующий сон наполняет эту луну! И колокольчик весны, и влажное утро брызгают на меня росою. И нежнее нет розы, я бы не смог исполнить это в одиночестве. Все мы обречены продолжать путь, пробуждающий таинственный идеал где-то в другом месте, на другом конце того же пути. Мы существуем потому, что обрели покой в поиске. Понятие растворения «в прошлом» не отягощает памяти. Со временем память возвращается к состоянию невинности, она есть чистая невинность. В той мере, в какой свободные от тела формы и концепции были утрачены, которые пытались каким-то образом вновь «включить» эти формации разума, стремились «вернуться» в младенческое состояние. Где нет ничего, кроме карусели отражений, присмотришься – и ничего не увидишь. Пребывание в замкнутом пространстве или слишком долгое изменение расстояний – что будет для