Янтарный ветер. Дмитрий Денисовский
оставив кипящий котелок, открыв крышку и положив её на стол. Взял с полки покосившегося комода упаковку бинтов с отпечатанной на ней свастикой и бутылку немецкого прозрачного шнапса. Разорвал упаковку, открыл пробку бутылки и подал это всё Александру. Тот утвердительно кивнул и коротко произнёс:
– Смогу, уверен, что смогу. А разговоры пусть будут завтра.
Он медленно сел в кровати, длина цепи позволила это сделать. Взял бинт и бутылку, сжав её в ногах, стал делать себе перевязку, сначала разматывая со своих рук местами бурые от крови бинты. Острый запах шнапса немного перебивал аппетитный дух готовящегося куриного супа. Эти запахи отвлекали его от болезненных ощущений при снятии старых, присохших к порезам бинтов.
Наконец, бинты были сняты. Порезы слегка стянулись, не открыв больших кровотечений. Лишь в нескольких местах через них слегка проступила яркая, свежая кровь. Александр, удовлетворённый увиденным, взял сначала одной, потом другой рукой бутылку со шнапсом и осторожно, мелкой струйкой полил его на порезы. Они горели, но терпимо. Поставив бутылку на пол, он поочерёдно перебинтовал себе руки, попросив Карлиса перерезать ножом бинт. Кусочек оставшегося свежего бинта промочил шнапсом и протёр им лицо, которое нещадно защипало в первые мгновения. Затем всё успокоилось. Карлис, уже сняв котелок с печи и разлив содержимое по алюминиевым тарелкам, забрал у Александра бутылку со шнапсом, закрыл её пробкой и поставил обратно на полку. Зажёг масляную лампу на столе. Протянул Александру горячую тарелку, ложку и кусок доски с многочисленными следами порезов от ножа. Сам сел за стол и начал есть. Александр, положив доску себе на колени, поставил на неё тарелку и стал ложкой очень осторожно, чтобы не обжечься, отхлёбывать вкуснейший суп, в котором лежали куски настоящей курятины, со вкусом, также практически забытом им за годы войны. Он ел, и опять всплыли в памяти картинки его счастливого, безоблачного, мирного детства – дедовская деревенская изба и похожий вкус настоящего куриного супа, приготовленного бабушкой в русской печи. Дед всегда забивал курицу в день «Сашкина приезда». Ему, маленькому Сашке, было очень жалко курицу, да и он, привыкший в городе к магазинным продуктам, отказывался есть этот бабушкин суп и начинал только после грозного наставления деда. Очень доброго, на самом деле, и любящего его деда, который во время семейного обеда за круглым столом мог запросто слегка треснуть Сашку по лбу деревянной ложкой, если тот начинал «баловать». Это было не больно, но очень обидно, тем более в присутствии старших двоюродных сестёр-погодок, которые также приезжали на каникулы в деревню. После затрещины Сашка тёр лоб, показывая боль больше для вида, когда бабушка начинала хлопотать над ним, бросая грозные взгляды на деда. Сёстры хихикали в кулак, опасаясь также познакомиться с дедовской деревянной ложкой. Но его дед, который в нём души не чаял, никогда почему-то не наказывал сестёр. Дед, бывший ветеран «германской» и кавалер Георгиевского креста, часто называл Сашку