Дым в горах. Ванане
друга. И ни одна вещь не могла их уничтожить, пока они держались вместе, – дети одной нации, имеющие разную, но почти одну кровь. Они дышали одним воздухом, где бы ни находились, – воздухом гор, которые оберегали вечный сон их предков. Горы, единственный союзник на пути, не знали, что эти люди, эта нация больна ими, как и Аревахач не знал, что стал для непобедимого народа символом.
Самые разные мысли крутились в голове мальчика, исполняя йархушту. Жесткими, но мягкими движениями они заполняли разум стремящегося понять происходящее Арамика, который не осознавал, что лучше не знать ничего. Рубен же постепенно сходил с ума, всем сердцем желая этого. Ему было легче свихнуться и быть в неведении. Но Ануш так не могла. Она знала слишком много, слишком глубоко. И единственные слова, бившиеся в ее голове, словно становились все громче и громче: «За что?» Она не знала и не могла знать, не хотела знать ответа. Ей было слишком больно, и сердце ее постепенно превращалось в лед, внимая ледяному воздуху, бегающему по ее телу. Но эти слова вытесняли мысли об Арамике, и руки их горели, сомкнутые, как тела близнецов в утробе матери. Они были неразделимы и из-за этого вечны. Как и вся их нация, они жертвовали собой ради вечной веры, ради своих устоев, ради того, чтобы остаться собой. И, взглянув на брата, с трудом делающего шаги, Ануш шумно выдохнула.
– Когда мы сможем передохнуть? – спросила она с мольбой в голосе, прекрасно понимая, что остановиться сейчас – значит замерзнуть до смерти. Они с Рубеном переглянулись, ощутив безусловный страх и почувствовав усталость друг друга. Парень поднял свои усталые, впалые глаза с синяками под ними и взглянул на Ануш.
– Через пару часов, когда солнце сядет, – ответил Рубен, и дрожь пробегает по его плечам. Он дергается и вновь смотрит вперед, с трудом, но все же понимая, куда они идут. В его ушах стоял звон кинжалов, и мужчина почти видел своих родных вокруг. Их призраки словно окружали его, постоянно находясь рядом, оберегая его. Рядом с ним шагала молодая, красивая девушка с округленным животом, несущем в себе ребенка. Рубен улыбнулся ей и кинул взгляд на своих родителей, шагающих в обнимку чуть позади. Только поблизости никого не было, кроме двух детей, верно идущих за молодым человеком. Он так невыносимо хотел оказаться рядом с родными, что видел их вокруг. Так невыносимо хотел кинуться в их объятия, увидеть своего ребенка, таящегося в его любимой, но теперь он только мог их найти в чертогах своего разума, в своей надежной памяти – в единственном, что у него осталось от прошлой счастливой только начавшейся жизни. Он нашел все, ведь когда находишь человека, которого просто любишь, ни за что, просто так, за то, что он есть, то жизнь становится совершенно другой, и каждый вздох меняется, когда два сердца сливаются вместе в танце чистой, вечной любви. Но когда человек теряет любовь, он забывает самого себя, будто до этой любви никого на его месте никогда и не было. Лишь огромная пустота, оболочка без души.
Любовь к Родине была такой же. Потеряв Родину, человек умирал изнутри, и больше не было никаких причин смеяться, радоваться или желать быть счастливым.
Ануш