Театральный проспект, 17/6. Евгений Горбатенков
как и во время нашей первой встречи. В зрительном зале Лиза оставила меня в одиночестве. Я ощупал бархатные кресла и восхитился преобразившимися ложами, после чего осторожно приоткрыл двери. Занавес был поднят лишь наполовину. В полумраке я поднялся на сцену и попытался отыскать злосчастную отметину. Не обнаружив следов краски, я занял знакомое место и положил ладони на колени.
В белоснежной юбке-колоколе и таких же пуантах Лиза выпорхнула на сцену и коротко поприветствовала своего единственного зрителя. Я улыбнулся и невольно затаил дыхание. Воздушные прыжки, пластичность рук, грация – Лиза очаровывала даже без музыки. Наблюдая за её танцем, я постепенно становился его частью. Каждое её движение было прекрасным и точным. Когда Лиза поставила точку, я не сразу пришёл в себя: какое-то время она казалась мне звездой, которая по ошибке упала на базарную площадь – я смотрел на неё, но не знал, что делать с такой красотой. Только через минуту мои ладони сложились вместе, а колени выпрямились.
– Это было прекрасно!
– На фоне балерин этой эпохи?
– На любом фоне…
– Ладно-ладно, прибереги комплименты до четвёртого действия, потому что тогда они тебе и в самом деле понадобятся! – воскликнула Лиза и принялась беспокойно кружить по сцене. – Только представь: вестибюли, парадные лестницы, зрительный зал – всё оживёт! Оркестровая яма наполнится музыкантами, дирижёр сделает взмах, и занавес откроет сцену! Оглянись вокруг: это не какой-нибудь провинциальный театр! Полторы тысячи мест, кулисные машины, подъёмные площадки, переходные мостики, выдвижные декорации – даже представить боюсь, что грамотный машинист сможет сотворить с таким набором! А какая здесь акустика – только послушай!
Лиза прыгнула в центр сцены и взяла самую высокую ноту. Я не удержался и составил ей компанию.
– А освещение! – продолжила Лиза и спустилась в зал. – Посмотри на эту люстру! Как я рада, что сюда ещё не добралась мода на масло и керосин! В назначенный час тысячи свечей загорятся! Вокруг дам в пышных платьях и кавалеров с белоснежными манжетами будут кружить люстровщики! Да-да, я читала о них в книгах: длинными палками они будут поправлять фитили, зажигая или гася светильники. Но главное случится на сцене! Кто знает, быть может, я стану первой танцовщицей в пачке вместо юбки и на пуантах вместо мягких туфелек! Ха-ха, прощай Тальони, прощай «Сильфида»! Что зрители видели до сих пор: два пируэта на пальцах?! Посмотрим на их лица, когда я сделаю тридцать два фуэте! Мы просто обязаны дойти до нужного действия, слышишь?! Чего бы это ни стоило, сколько бы кругов не пришлось повторить – я должна выйти на эту сцену!
Напор Лизы напоминал одержимость. Я пообещал исполнить свою роль и подловил её на коротком движении, которое не замечал прежде. Должно быть, перелом, о котором она говорила в карете, беспокоил её и по сей день: когда левая нога непроизвольно сокращалась, на лице непременно отражалась