Люба Украина. Долгий путь к себе. Владислав Бахревский
на крестовый поход против империи Османов, а без союза с Москвой о таком походе и помышлять было нечего.
Адам Кисель сверкнул в Золотой палате на царском приеме познаниями в русской истории, назвал Москву Третьим Римом, чем и расположил к себе молодого царя, престарелого патриарха и бестию Бориса Ивановича Морозова – московского правителя.
Добиться договора об оборонительном союзе против крымских татар не удалось, но в Москве были готовы продолжить дружественный разговор. Киевским каштеляном Владислав IV пожаловал Адама Киселя перед поездкой в Россию, чтобы придать послу значительности и государственного веса, столь почитаемых в Москве.
Звание каштеляна было высоким, хотя и вторым после звания воеводы, исключение составлял только каштелян Кракова, который был первым сенатором Речи Посполитой.
Вспоминая Москву, Адам Кисель строгал липовую чурку уже не по наитию, а своей волей. И тут доложили: к его милости пожаловали пан Мокрский и пан Хмельницкий.
3
– Не только о себе пекусь, – глухо, но внятно говорил Богдан пану Киселю, глядя ему в переносье, – шляхта забирает себе те тридцать злотых, которые пожалованы реестровым казакам за службу. Никогда мы этих тридцати злотых не видывали. Коней у нас норовят отнять. Возьмешь в бою пленника, так и его заберут, припишут к своим заслугам.
– Обо всем этом на суде я не советую вам поминать, пан Хмельницкий. Если хотите выиграть дело, говорите только о своих заботах. – Адам Кисель откинул голову на спинку кресла, медленно прикрыл веками глаза. – Наверное, вы думаете: до чего же сенатор осторожный человек, до чего же он ополячился, даже в советах своих холопствует перед шляхтой.
– Ваша милость! – вскричал пан Хмельницкий, протестуя, и вдруг помрачнел и согласился. – Так я и думаю, ваша милость. Вы сказали все слова, что пронеслись у меня в голове.
– Благодарю за откровенность. – Адам Кисель резко поднялся, заходил по комнате. – Я всем сердцем желаю приносить православным собратиям хоть какую-то осязаемую пользу. В сенате мне поручено заниматься всяческими тяжбами. Я открою вам секрет. Вы, ища справедливости, проделали путь в тысячу и более миль, на это у вас нашлось время, средства, смелости тоже хватило. В Варшаве, вы сами сказали это, вы уже третий день, а все никак не наберетесь духу явиться в суд, а между тем ваш противник пан Чаплинский тоже в Варшаве. Он приехал сегодня и сегодня был в сенатском суде.
– Так! – сказал Богдан, поднимаясь со стула.
– Наглецы не дремлют, пан Хмельницкий. Я приму участие в вашем деле, но хочу сказать: да избавит вас Бог от соблазна переносить личные обиды на общее устройство государственных дел. Нет слов, своя кочка дорога, но забывать ради своекорыстия о великих государственных интересах, из-за своей обиды действовать во вред всему государству – тяжелейший грех.
– Пан сенатор, но разве государство освобождено от обязанности с равной долей участия относиться ко всем своим детям? – вступил