«Циники», или Похмелье. Нинель Сирык

      Серебристый фон… Но, чего же не хватает для полноты, для завершённости? Глория отходит. Долго смотрит на портрет. Нет, чего-то, определённо, не хватает. Она устало подходит к столику, берёт сигарету, закуривает. Весь день… ещё один день – и ни с места. Что за чертовщина! Ах, был бы здесь оригинал. Но, увы! Спать ей не хотелось. Перед глазами, как живой, стоял

      портрет и, всем своим видом, говорил Глории: «Я не завершён, ты меня не наделила самым главным…» «Ну, ничего – думала Глория, – всё равно я найду это нечто, что даст мне право сказать портрету и прочитать в нём, даже услышать от него о завершённости, о прелести, о жизненности. Уже пять дней топчусь на месте. Да пусть, ещё хоть год! Я всё равно допишу его». Глория вспомнила их споры с Дорой, выражение её лица во время разговоров с ней, с Глорией, с другими; в печали, в радости. Глория до мелочей знала и хранила в памяти лицо Доры. Но знала она и ещё одно – Дора слишком хорошо владела и собой, и своим лицом. Порой, трудно было понять, что у той на душе. И всё же, что-то неуловимое, Глория всегда чувствовала, что безошибочно помогало ей понять состояние Доры. И на портрете, именно этого неуловимого, не было. Найти, во что бы то ни стало! Ведь это лицо так дорого Глории. Мучительно дорого. Она так любит это лицо. И считает, что именно любовь должна ей помочь.

      «Человек в своих высших и благороднейших способностях – вполне природа и носит в себе жуткий,

      двойственный характер».

      Ф.Ницше

      Дора – несколько дней, как приехала с вакансий. Жить, она на время, поселилась у подруги, в общежитии Академии Искусств. Маленькая Сандра сразу же принялась допытываться, – Ну, как, Дора, всё так же, или у тебя есть новости? Хочу на свадьбе повеселиться. – Сандра, мне сейчас слишком плохо. Я не сделала того, что хотела, а, вернее, что должна была сделать. Рейн уехал в Италию. Я его не застала. Вопрос о моём браке, увы, остаётся открытым. Я не знаю, что будет. Он тянет со свадьбой, почему – не могу понять. Какие только мысли не приходят в голову. Мне сейчас – ни до чего! – Дора, а ты помнишь, я тебе рассказывала о Глории? Она на днях приедет. Она очень талантлива. И не только в живописи – всем

      интересуется, во всем знает толк. О, когда ты с ней познакомишься – ты… – Не надо, Сандра, мне совершенно безразлично кто она такая. Я не могу придти в себя. Ничего не понимаю, я его люблю… нет, я его ненавижу. – Всё правильно. Истина, вероятно в том, что в некоторые моменты жизни, причём периодически, человек

      становится ярым мизантропом. Нельзя любить, не ненавидя и ненавидеть не любя, сказал кто-то. Всё идет, как положено. Дора одарила подругу укоризненным взглядом, и только смогла вымолвить, – Эх, и изощрилась! – она умолкла. Долго сидела, не шевелясь, потом протянула задумчиво, – Может быть ты и права.

      Глория приехала, на несколько дней раньше, чем обещала. Она с замиранием сердца подходила к общежитию. Казалось – сто лет прошло со дня её отъезда. В комнату она, буквально ворвалась. – Сандра, я здесь! – девушки обнялись, расцеловались. Глория поворачивала Сандру то в одну, то в другую сторону, – Нет, не изменилась. Всё такая же. Знаешь, не верится, что я здесь. У меня всегда так. Боже, скоро всё восстановится, но сейчас… – она увидела Дору, – О, у нас новичок!? – Да нет – засмеялась Сандра, – это моя подруга, Дора. – Очень приятно. Я – Глория.

      Дора смущенно улыбалась, – Мне Сандра о вас много рассказывала. – Обо мне? Рассказывала? – Глория посмотрела на Сандру, перевела взгляд на Дору, некоторое время помолчала и полушутливо спросила, – Что же она наговорила вам обо мне, вероятно небылиц? Девушки рассмеялись.

      « Странно, – думала Глория, – она такая тихая, невозмутимая… Сандра имеет несколько иной вкус; впрочем, как и я». «Весёлая, жизнерадостная», – думала в свою очередь Дора,

      «точно такая же, как Сандра. Они, наверное, хорошие подруги».