«Циники», или Похмелье. Нинель Сирык
твоё что-нибудь будет на выставке? Глория пристально посмотрела на Дору, словно, взвешивая, чего в той больше: искреннего интереса или игры. Тон Доры казался несколько наигранным. Помолчав, она ответила, – Да. Но я – портретист. – Ты писала портрет с Сандры? – оживилась Дора.
– О, нет, с неё я не писала. Дора удивленно вскинула глаза на Глорию. – Да-да. Не писала, – поспешила заверить Глория, – даже в голову, как-то не приходило. Ну, довольно о нас с Сандрой.
А вы чем занимаетесь? Они обе ещё путались в обращении друг к другу, пытаясь перейти на «ты», но, время от времени, возвращаясь к «вы». – Как и вы – студентка – филолог, только.
На ночь сдвинули две кровати вместе, чтобы уместиться всем троим.
Дора не спала. Что-то тревожное, беспокойное гнездилось в душе и терзало её.
Рядом ровно дышала Глория. «Странно, уже два часа прошло, а она даже не пошевелилась, – думала Дора, – как может человек спать не ворочаясь?» Прошло ещё некоторое время. Рука Глории легла на талию Доры, – ты не спишь? Дора увидела в темноте два тусклых блика гзаз Глории.
–Нет.
– А я спала. Проснулась. От чего не знаю. Обычно не просыпаюсь. Что-то, как будто тяжелое парит в воздухе. – Возможно, ты почувствовала то, что чувствую я. – Тебе плохо?– Глория придвинулась к Доре. – Да. «Зачем я сказала», подумала Дора, «сейчас начнется, а что
случилось?, почему, да как..?, кто?.. Фу, ненавижу расспросов». Она ждала. Однако, расспросов не последовало. Глория молчала. Дора, лишь почувствовала её теплое дыхание у себя на шее.
– Вообще-то, неприятно, когда не знаешь, что будет завтра,– прошептала Глория. «Она угадывает мои мысли» – мелькнуло у Доры. – Да, – ответила она, – очень.
– Ты Моцарта любишь? – дыхание Глории щекотало шею.
– Я больше люблю Крейслера,– ответила Дора и провела рукой по шее. Почувствовала, что прикоснулась к губам Глории и отдернула руку. – Я тоже. Но не это важно. Мне, если плохо, я начинаю слушать в уме какую-нибудь его вещь. « Это понимать как утешение? – подумала Дора, – хотя, ей вполне достаёт такта», она повернулась лицом к Глории и, вновь, коснулась её губ, но уже щекой. Ей захотелось прижаться к этим теплым губам… Глория поцеловала её. «Какая она…» – Дора не могла найти подходящее слово, мысли её путались, она плохо понимала, что с ней происходит, – « ей, наверное, тоже плохо. Я ловлю себя на том, что хочу её пожалеть. Обнять её? Но, вдруг, не так поймет». Дора вновь почувствовала дыхание Глории на шее и мягкое прикосновение. Кровь прилила в голову, « да, ей тоже отчего-то тяжело. Но она меня не стала расспрашивать – значит, тоже не любит, когда её донимают». Дора обняла Глорию.
Утро пронзило солнцем комнату. Дора открыла глаза. Сандры уже не было. Она ушла на занятия. – Нет,– четко и громко сказала Глория. Дора резко повернула к ней голову. Но Глория спала. – Нет, – повторила она, – я понимаю, что запуталась в собственных мыслях. И на что дана человеку голова?