Серпантин. Хельга Яр
себя Вика, думая, что непременно вернется к оградке, крашенной в синий цвет, и к черно-белому керамическому портрету, на который она сама походила, как две чистые ноты, взятые мужским и женским голосами.
Она бы и пятницу взяла за свой счет, но совещание сама назначила еще на прошлой неделе. Московские подрядчики уже приехали, и неловко было заставлять их ждать, продлевая гостиницу. К вечеру как-то успокоилась, тем более москвичи оказались не такими напыщенными снобами, как она себе рисовала, и даже заставили улыбнуться.
– Сейчас подойдут наши специалисты, – объясняла им Вика, проводив в тесную переговорную, где плазменный телевизор в полстены неубедительно заменял окно. – Трое. Двое юристов и директор по безопасности. Постарайтесь уговорить их, что вам можно доверять, ладно?
– Не сомневайтесь, – белозубо улыбнулся тот из москвичей, которого можно было смело выставлять вместо манекена на витрине «Армани» – никто бы и не заметил подмены.
Юристы, видимо, считали чувство юмора тяжелой патологией. От их высокомерных взглядов у Вики заломило затылок. А может взгляды были ни при чем, и напоминала о себе бессонная ночь, полная ужаса перед будущим без отца? Денег он, конечно, почти не приносил, все вкладывая в храм, но его сила духа питала Вику надеждой, что вместе они все переборют. А теперь предстояло со всем бороться в одиночку.
Между тем минуло уже двадцать минут, а собрание оставалось неполным. Вика исподтишка придвинула к себе мобильный и набрала сообщение: «Ждем тебя, где ты?»
С отделом безопасности они пересекались часто, но поскольку их офисы разделяло почти десять этажей, очные встречи случались только на корпоративах, а там, среди двух тысяч других сотрудников и дрожащего от басов танцпола, непринужденно не поболтаешь.
«Бегу», – пришло в ответ.
Вика выдохнула. Стрелки часов приближались к окончанию рабочего дня. Расслабившись и отдав инициативу в разговоре юристам, Вика представляла, как субботнее утро начнет с прогулки по лесу, как уцелевшая листва будет хрустеть под ногами, как прохлада окутает лицо, как шарф грубой вязки покроется инеем и занемеют кисти рук. Такие дни – лучше всех, жаль ускользают солнечным зайчиком, моргнешь – и нет их.
Дверь в переговорную с шелестом распахнулась, явив Макса – коренастого, гладко выбритого, вечно пугающе серьезного. Вика думала, что он, наверное, хотел, чтобы его боялись. Но получалось скверно: ему бы бороду отпустить, а то ведь подросток, даром что в рубашке и очках. Впрочем, и рубашка, и очки вместе стоили столько, что не Вике было судить, как ему себя преподносить – она месяц могла бы впахивать с утра до ночи, и все равно хватило бы в лучшем случае на его запонки.
Юристы упрямо гнули свое: аудит провести строго по регламенту, шаг влево, шаг вправо – расстрел.
– А тела – в бетон, – поддакнул им Макс. – Мы ж строители, неугодных подрядчиков на строечку вывозим. Есть предпочтения по району?
Москвичи заискивающе посмеялись. Вика бросила на Макса укоризненный взгляд, но он не заметил. В движениях его гостила суетливость, он попеременно хватался то за телефон, то за шариковую ручку, хотя писать ему было нечего и не на чем.
– Ну вот, теперь, когда вы достаточно просветлены, – перебил он монотонную проповедь юристов, обращаясь к москвичам, – я вам расскажу, чего еще вы не сможете у нас делать.
– Человек-препятствие, – улыбнулась Вика, наконец, получив ответную усмешку.
– Именно так в трудовой и написано, – Макс крутанул ручку в пальцах, и она с грохотом упала на каменную столешницу. – Однако, если вы накосячите, за жопу возьмут меня, а не вас…
– Максим! – возмутилась Вика, правда, возможно, недостаточно убедительно. По крайней мере, все, кроме юристов, хихикнули.
– Пусть коллеги знают, что их ждет. Подготовятся, к нотариусу зайдут опять же. Хотя зачем далеко ходить? – Макс выразительно взглянул на юристов. – Вы завещания составлять умеете?
Те почти синхронно фыркнули. В одинаковых строгих костюмах они и без того были страшно схожи, а теперь Вике и вовсе начало казаться, что у нее двоится в глазах.
Так и не оценив юмор Макса, юристы чинно удалились. Их спины выражали крайнюю степень презрения.
– Интересно, это правило такое? – протянул Макс, явно обескураженный, но ничуть не расстроенный. – За поступление на юрфак дьяволу продают чувство юмора?
– Зато ты, видимо, давно продал ему совесть, – Вика захлопнула папку с документами и передала москвичам.
– И не только ее. Он у меня вообще постоянный клиент.
– Спасибо, коллеги, – Вика сложила ладони перевернутой горстью на столе, собрав последние силы. – Думаю, мы закончили.
Москвичи откланялись. Незаметно натекло на полчаса больше, чем вмещал рабочий день. На ближайшую электричку Вика уже опоздала, и торопиться, в общем, было некуда. Хорошо бы мать оклемалась и не забыла накормить младших, а то ведь нахватаются бутербродов и конфет. С другой стороны, им тоже нужно справиться с болью утраты. И хорошо, если хватит одних конфет…
– Вик, –