Мой телефон 03. Мария Ким
в сторону, кто-то гневно сигналит. Я в салоне с пациенткой, Айна на переднем сиденье, это она распорядилась ускориться, вот Толян и едет со светомузыкой. Машину трясет на разбитом асфальте, мимо проносятся многоэтажки, на переходе – красный, носилки скрипят, бледные потные пальцы вцепились в брезент. Спит или без сознания? Считаю пульс, сбиваюсь, трясу за плечо. Нам не подчиняются ни жизнь, ни смерть, а мы вынуждены принимать решения, которые могут спасти, могут убить, но чаще оставляют все как есть.
Хирург в сосудистом интеллигентно опрятен и никуда не спешит. Меняет перчатки после каждого больного, очередь быстро подбирается к нашей. Ему времени для диагностики надо еще меньше, чем фельдшеру Айне.
– Нет тут никакого тромба. Диабетическая стопа.
Отписывает, направляет в гнойную хирургию, это на другом конце города, исключить рожистое воспаление, потом еще куда пошлют. Больше сирену не используем, это когда Айна думала на тромб, намертво перекрывший кровоток в сосуде. От рожи нога в ближайшие два часа не отвалится. Катать пациента из больницы в больницу при нашей работе одно удовольствие, если он, конечно, стабилен, главное – к обеду успеть.
В планшете обновляю статус бригады: «Вернуться на подстанцию».
– Айна, я поесть-то успею?
– Попробуй.
Айна достает свои банки и контейнеры из холодильника, накрывает поляну. На обед у нее каша в одной банке, в другой – фаршированный перец, к чаю варенье и осетинский пирог. Я Айне понравилась. Она меня приглашает угоститься и разрывает пирог на кусочки заскорузлыми пальцами, ножа на станции нет и никогда не было.
– Тебе сколько лет? – Айна резко вскидывает на меня колючий черный глаз с белым пятном на радужке.
– Д-двадцать четыре, – растерявшись, я даже пересчитываю годы, чтобы не соврать.
– Старовата, – бормочет старуха, проворачивая в уме какую-то внутреннюю бухгалтерию. – Гуляешь?
– Что?
– Не, глаз скромный. Вот если нервы… У тебя дистония?
– Откуда вы.
– Переживаешь, сгоришь. Мужика пора заводить.
– Да я на квартиру все никак не. – понимаю, что старуха шутит, пытаюсь улыбнуться, Айна серьезна, сосредоточенна, а на слове «квартира» заметно оживилась.
– Успеешь, – обрывает она, – у меня внук твой однолеток, свести бы вас.
И молча впивается в меня глазами. Взгляд скользит по моей фигуре, я следую за ним, углубляясь в извилистый ход ее мыслей, и вдруг обнаруживаю свой облик, описанный цепкими крючками-мыслями старухи. Упряма. На квартиру, может, и заработает, а пока руки не знает куда девать, еще и худоба, вегето-сосудистая дистония, намучается внучок с ней. Да и характер! Вон как зыркает! А таз широкий, детей хорошо родит… Да и не горских кровей. Айна еще раз взвешивает, решительно ставит на мне крест и закрывает глаза.
Кухня пахнет хлоркой и клопами (примерно так производители чайных пакетиков представляют себе аромат клубники). Торопливо пью чай, телепатически ощущая, как на центральной без перерыва звонят телефоны. Диспетчер снимает трубку, передает вызов на подстанцию.