Яблоневое дерево. Кристиан Беркель
покажу тебе, как его готовить. Ты должна научиться, если хочешь стать его женой, а если я правильно поняла – ты хочешь.
Прежде чем Отто успел что-то сказать, она взяла Салу за руку и увела на кухню. Уходя, девушка услышала щебетание Инге.
– Будем есть айнтопф, чтобы сэкономить для фюрера[6].
– Иди сюда, малышка, у тебя золотое сердце.
Гюнтер громко рыгнул.
Анна выставила на стол суповые тарелки и дала Сале большой половник.
– Разливай аккуратно и положи Отто двойную порцию мяса. Ему сейчас нужно, он ведь учится в университете. И когда готовишь такой айнтопф, в супе всегда должно плавать достаточно жира, а то будет невкусно. Что тебе нужно от моего сына?
Сала посмотрела на нее с недоумением. Она не поняла вопроса.
– Почему ты его любишь?
Сале в нос ударил запах старого жира. Она заметила, что от стены отклеиваются обои, рассматривала убогую обстановку, слышала, как в соседней комнате снова шумит пьяный отец.
– Я не знаю, – сказала она чуть тверже, чем собиралась.
– Ну, хотя бы честно, – заметила Анна и молча посмотрела на девушку. – Подумай хорошенько. Брак – дело непростое. Чтобы его выдержать, нужно иметь много общего, а вы… Вы из очень разных миров. Не пойми меня неправильно. Я против тебя ничего не имею. Но у меня всего один сын. Другого не будет. Он – единственное, что я сделала хорошего в жизни. Чем я горжусь. Чего я не отпущу.
Сала не привыкла к такой прямоте. Это объявление войны или Анна просто обозначала границы?
– Мне подавать на стол? – спросила она и ужаснулась неуверенности и упрямству в собственном голосе.
– В тебе нет ничего плохого, Сала. Но, как я сказала, он мой единственный сын.
– Да.
Взгляд Анны смягчился.
– И не рассказывай о своем происхождении в присутствии Гюнтера. Он состоит в партии и хочет сделать там карьеру. Поняла меня?
– Да. Спасибо, но я немка, как и вы.
– Конечно, я на всякий случай. И при Инге, она под его влиянием. Она подала заявление на место секретарши в гестапо и ждет ответа.
– Почему вы мне все это говорите?
Анна протянула ей тарелку с нарезанным хлебом.
– Отто сказал, твоя мать – еврейка.
Сала кивнула.
– А отец?
– Протестант.
– Ну, как и большинство из нас. Тогда получается, ты еврейка только наполовину.
Сала снова молча кивнула.
– И что об этом сказали твои дедушка с бабушкой?
– О чем?
– Ну, о женитьбе твоих родителей.
Сала прекрасно знала, о чем спрашивает Анна, но предпочла сделать вид, будто не поняла вопроса.
– Не знаю, – уклончиво ответила она.
– Ну, такой союз не совсем нормален.
Анна улыбнулась. «Совершенно дружелюбной улыбкой», – подумала Сала.
12
Мать Салы, Иза Пруссак, была родом из Лодзи, из старой еврейской семьи. Ее отец, Лейб Пруссак, владелец суконной фабрики, отправил трех
«