Яблоневое дерево. Кристиан Беркель

      Я пытался побольше разузнать об этой Горе Истины. Нашел в интернете цветущие пейзажи, записал названия разных книг и вспомнил, как в детстве ездил вдвоем с мамой на каникулы куда-то во Французскую Швейцарию. Кажется, местечко называлось Л’Оберсон. Больше нигде мама не бывала такой расслабленной. И там она не носила парики.

      Я нашел в книжном маленькую книжечку про Аскону под авторством Эриха Мюзама. Многое из написанного я уже знал по рассказам матери. Я подумал, возможно, она захочет посетить со мной место своего рождения. Надеялся, пейзаж пробудит эмоциональные воспоминания, детали или истории, угасшие в ее сознании. Я приманил ее старыми фотографиями ее отца, Эриха Мюзама и других обитателей Монте Верита возле водопада.

      – Да они же все голые! Заба-а-авно.

      Она долго смотрела на фотографию отца.

      – Ты узнаешь кого-нибудь?

      – Конечно.

      – Кого?

      – Всех.

      – А имена помнишь?

      Она провела рукой по лицу.

      – Ну, это же Мюзам. А там, сзади, кажется Фанни цу Ревентлов[8]. Господи, какой же она была красоткой. Красивая женщина.

      Мне казалось, в то время Франциска цу Ревентлов еще не бывала на Монте Верита, но я не хотел сбивать маму с толку. В любом случае, своего отца и Эриха Мюзама она узнала. Возможно, надежда еще есть.

      – Как думаешь, может, съездим туда?

      – А это для меня не слишком утомительно? Целое путешествие.

      – А оно тебя порадует?

      – Думаю-ю-ю, да.

      Я пообещал как можно скорее отправиться в путь.

      Мы долетели из Берлина в Лугано, над Цюрихом. Полчаса спустя наш таксист уже петлял по серпантину, ведущему к главному зданию Фонда Монте Верита. Посреди природы стоял прекрасный ансамбль.

      Аахенский архитектор Эмиль Фаренкампф, творивший в стиле баухаус, расширил оба шестигранника главных зданий, стоящих вокруг швейцарского грота. Над ним расположился ресторан с панорамными окнами, соединенный с четырьмя этажами нового отеля. Комплекс был перестроен в 1927 году по заказу нового владельца – банкира, коллекционера и мецената Эдуарда фон дер Хейдта.

      Мои бабушка и дедушка вернулись в Берлин в 1921-м или 1922 году, когда моей матери было два или три года. Дедушка очень беспокоился, потому что она не говорила ни слова. Сейчас она молча, как и тогда, поднималась по лестнице. И пыталась скрывать, как тяжело ей это дается.

      Закончив с формальностями и загрузив в комнату вещи, мы отправились на небольшую прогулку. Узкая ухоженная тропинка вела нас мимо чайного павильона к последним сохранившимся хижинам из ее детства. Осталось