Хорошо в деревне летом. Эмиль Коста
последний автобус Иван Ильич, конечно, опоздал. Да и за руль собственной «старушки» все равно бы не сел в таком состоянии. Банкетный зал пустел, а он разглядывал недоеденный блин и раздумывал, допивать ли водку. На этом краю стола собрались одни старухи – пожилые дамы по-городскому. Пили немного, зато ели за семерых, еще по кулькам да сумочкам рассовывали «для собачек». Что ж удивительного, если разносолов ресторанных деревенскому гостю почти не досталось, а водку пришлось кушать в одно лицо?
– Кукуешь? – над ним, покачиваясь, стоял Петр.
Иван Ильич обвел зал мутным взглядом. Все дамы с собачками разошлись. Пожилые официантки убирали со стола, два самых слабых художника дремали лицами в тарелках. Тишина и благолепие.
– Откуковали уж, – криво усмехнулся он.
– Где ночевать надумал?
– В гостиницу поеду.
– Хрен тебе! – решительно возразил Петр. – У меня проспишься. Художники эти совсем малохольные: остатков с банкета еще на сорок дней хватит. Не дело, надо допи… доесть. Поехали!
Иван Ильич без эмоций нацепил куртку, обмотал шею шарфом и вывалился следом за разгулявшимся знакомцем на крыльцо ресторана. Вечерний город ослепил миллионами огней. На опустевшей стоянке коптила воздух единственная машина с эмблемой такси на боку. Официантки выносили пакеты с остатками банкета и под бдительным взором таксиста укладывали в разверстую пасть багажника.
– Под завязку! – наконец констатировал шофер и захлопнул крышку.
Пассажиры уже посапывали на заднем сиденье. Старший Бондарь всегда отличался предусмотрительностью и машину заказал заранее.
Дома хозяин с гостем общими усилиями утрамбовали в холодильник ресторанные деликатесы, а после переместились в гостиную. Там они с новыми силами принялись поминать друга и брата.
– Слушай… ну, какой он был, а? Какой! – восторженно бормотал Иван Ильич.
– Во какой! – отзывался Петр, покачивая головой в такт музыке – по телевизору транслировали какой-то концерт.
– А рисовал как…
– Охренительно!
– При жизни-то не ценили, а на похороны вон сколько народу пришло, – ему вдруг стало очень обидно за друга. Почти что до слез. – А в деревне бы кто навестил, кроме тебя?
– Ни одна падла, – кивнул Петр, снова берясь за бутылку.
– У нас-то не забудут… Он ведь и клуб, церковь эту нынешнюю, разрисовал… Не забудут…
– Пусть попробуют! Уж Васькину память я в обиду никому не дам.
Петр погрозил кулаком Пугачевой в телевизоре.
– Слушай, – сказал Иван Ильич, когда примадонна ушла со сцены, – а ты руки его видел?
– Чьи? – озадаченно уставился на экран Петр.
– Васины! Они ж все покарябанные!
Петр хмуро оглядел стол, вышел на кухню, вернулся с новой бутылкой и сел обратно.
– Видел, – наконец сказал он, – ну и что?
– Что-что… Васька руки берег, вот что! Всегда в перчатках работал. Так порезаться