Бедлам. Граф Д. Исильен
хотел переродиться в нечто иное, мое тело и мой разум были мне ненавистны. Мою вторую смерть ты даже не заметил, не принял всерьез. А ведь она должна была стать жертвой. Я должен был стать жертвой, нашему костру, я должен был стать сухими дровами. Но мое падение в этот костер было проигнорировано тобой. Негнущимися руками ты вытащил меня из костра, отряхнул от пыли и гари, бросил на землю. И ушел. Равнодушно и беспощадно. А я лежал один, в копоти и саже, и ветви мои болели. По ветвям струился сок, но это был отравленный сок, это был яд. И когда мои веки сомкнулись, не выдержав этой невыносимой тяжести…
Я услышал, как плачут камни.
Надень свою маску и станешь мной
Время тянется невыносимо медленно. Это не приукрашивание действительности (да и какое может быть к черту приукрашивание в таком положении), не лишний драматизм, не красное словцо и не эмоциональный окрас, который я пытаюсь зачем-то придать. Когда я говорю «невыносимо» я имею в виду именно это. Полностью и бесповоротно, незыблемо, вечно. Самым простым примером было бы то, как вы сидите перед циферблатом часов и смотрите, как секундная стрелка медленно ползет по орбите, а минутная – и того медленнее. И так должны пройти несколько часов, вы должны терпеливо дождаться их, не важно, для какой цели и насколько сильно вы жаждете её осуществления. Суть в том, что время течет невообразимо неспешно, оно растягивается, как подгоревшая резина, вы буквально кожей ощущаете, как оно пропитывает воздух вокруг вас, как всё вокруг замедляется, а всё ваше естество, всё ваше нутро клокочет. И ничего вокруг вас, кроме этих часов и этой ползущей стрелки. Если вам доводилось лежать под капельницей, особенно длительный срок, ощущения во многом схожи. Однако даже в такой ситуации это ещё не то. Лежа под капельницей, вы ощущаете, как неторопливо течение минут, как ваше тело начинает изнывать от бездействия, как ему становится неудобно, некомфортно, неприятно. На физиологическом уровне ему хочется движения, хочется повернуться, пошевелить ногой или тазом, его ломит, оно изнывает изнутри. С циферблатом всё еще хуже. Воочию удается вам наблюдать, насколько всё растянуто и раздроблено, насколько процесс нетороплив и неспешен, и вы просиживаете минуту, затем час, затем еще один – и вас начинает просто мутить от этого. Просто коробить, еще и от того, что вы никак, ну совсем никак не можете повлиять на эту медленную пытку. Кожей ощущается зуд и дискомфорт, мозг требует действия, требует развития сюжета. Дискомфорт снаружи, дискомфорт внутри. Вам не просто «скучно», нет, это гораздо выше, гораздо сильнее и крепче чем обычная приземленная мирская скука. Вы ощущаете время. И оно ополчилось против вас, вы ему ненавистны. Оно предательски отодвигает свой ход, оттягивает, отсрочивает, насколько это возможно. В противовес всему этому, когда вы заняты, поглощены чем-то или кем-то, этого хода просто не ощущается – время проносится мимо, его движения несущественны, неосязаемы. Контуры смазаны, мы не присматриваемся к ним – нам не до того. Действительно, кто же будет следить