Души военные порывы. Сергей Константинович Зарин
– огромное расстояние, но я видел все с необъяснимой четкостью – и мушку, и глазную прорезь, и разом подогнувшиеся колени воина. Видимо, сказалось чрезвычайное нервное напряжение. Хотя, упавшие рядом глаза, я, понятно, дорисовал в своем воспаленном воображении.
Затем уже была простая работа. Нет, красивых мыслей в той ситуации не крутилось. Вообще никаких не крутилось. Одна только смекалка, а у нее, как известно, не мысли, а так, помыселки. Верхоглядные идейки насчет того, что нужно сделать сейчас, чтобы выжить: туда прыгнуть, там укрыться, а вот туда лучше не смотреть – там опасный дрын танка разворачивается. Или пулемета… БТРского. И я прыгал, укрывался, и внимательно следил за обстановкой. Наверное, поэтому и не убили.
Атаку отбили, как мне показалось, довольно легко, и после мы занялись сбором раненых. Хотя командиры орали, чтобы сперва мы пополнили боезапас за счет убитых, но было трудно смотреть на тех, кто еще вчера ехал с тобой в товарняке на войну. И вот – приехал. А она тут же откусывала руку или ногу. А кому и голову. А кому и полголовы. И жижа пахучей грязи в абсолютно сухой степи тоже не добавляла позитива в мировоззрение… Тяжело все это было.
Крики раненых. В книгах про старые войны это обозначается просто: крики, и всё. Ну, или вопли. «Страшные вопли» еще фигурируют. Ну, или «жуткие». Вот знаешь, я ползал по траншеям и просто не слышал раненых, пока шел бой. А сейчас стоял рёв. И в этом рёве было всё: и крики, и вопли и ругань вперемешку с мольбами. Смех даже какой-то был. И всё это прокатывается неприятной рябью вдоль твоего хребта. На войне вообще все воспринимаешь через кости. Сердце закрывается раньше, а вот кости – никогда. Поэтому звуки раненых пронизывали весь скелет. Было еще тяжелее.
Тимур
Мы с Тимуром окопались слева от основных наших ударных сил. Задача полка на сегодня состояла в том, чтобы отбить незначительную высотку, что скорее мозолила глаз нашим генералам, нежели несла хоть какой-то стратегический смысл. А может, я и ошибался.
Тем не менее, германцы, что закрепились на ней, имели силами, превосходящими наши, по меньшей мере, в полтора раза. Нет, на самом пупке земли находилось не более роты противника, но зато у него была связь с основными силами, которые по первому же свистку щедро высылали, сперва по воздуху, кучу летающих смертоносных предметов, а потом уже по земле – дополнительных солдат и технику. Не менее смертоносных.
Непосредственно нашей же задачей являлось подавление точек противника c расстояния 800-1000 метров. Занятию такой позиции (сам полк был, понятно, гораздо дальше) способствовали многочисленные овражки плюс утренний туман, что скрыл наши с Тимуром передвижения.
Тимур – мой земляк-сибиряк. С Красноярского края. Охотник и молчун. При этом – человек и парадокс! Все, что я знал о нем – так это то, что он был черен, как негра, с голубыми глазами, как у викинга, и с украинским говором, как у Тараса Бульбы. А по фамилии – Панин.
Черный Тимур Анатольевич Панин с украинским говором из-под Красноярска в степях Ставрополья–