Разведка уходит в сумерки. Виталий Мелентьев
нахмурился и, не зная, как и что ответить повару, сердито посопел и отвернулся. А Сашка – само радушие и сочувствие – наклонился вперед и пропел:
– Да вы попробуйте, товарищ капитан. Попробуйте, не требуйте.
И хотя капитан не знал, что «не требуйте» это все равно что «не брезгуйте», он все-таки настороженно наклонился над котелком, пригубил и, почмокав, сглотнул. Потом долго смотрел в тусклое оконце землянки, снова сделал глоток и почмокал. Наконец решительно выпил половину котелка, крякнул и тут только понял, что начпрод, в Сашкином изложении, в сущности, оскорбил и его и службу разведки. Этого он простить не мог. И, размеренно перелопачивая в памяти Сашкин рассказ, он наливался обидой и злобой. Но так как благополучие начпрода от этого не зависело, Мокряков злился уже просто так, на того, кто ближе. Ближе всех был Андрианов, и поэтому капитан, сам не зная почему, видимо, чтобы сорвать эту самую злобу, вдруг буркнул:
– Это мы еще решим – пойдешь ты в разведку или не пойдешь.
Сашка насторожился и подумал, что все-таки его могут убрать из взвода. После тренировок, после внутреннего борения это было не только обидно, но и просто неоправданно. Может быть, впервые Сашка перестал ощущать в себе нерешительность, а сейчас даже слегка гордился тем, что так ловко и смело провел капитана. Но капитан не знал всех событий…
– Иди-ка приготовь твоих витаминчиков. – И, заметив, что Сашка хочет не то возразить, не то спросить о чем-то, взорвался: – Иди, говорят, понимаешь! Разболтался здесь! – Тут он вспомнил, что отдал повара под начало Дробота, и мгновенно решил сорвать злобу на нем: – Командир, понимаешь, с тобой цацкается, вот и… Вызвать Дробота!
Пока сержанта будили, пока он одевался, Мокряков почти забыл, зачем он вызывал командира первого отделения. Рассматривая сержанта, Мокряков потягивал брусничную воду, вспоминая все перипетии сегодняшнего утра. Наконец дошел до брусничной воды, начпрода и Сашкиного обещания достать в разведке посудину получше. Человек незлобивый и, в сущности, мягкий, Мокряков подумал, что радиста, да еще повара посылать рядовым разведчиком жестоко и незаконно: он двойной специалист.
– Вот что, Дробот, ты с кем собираешься идти в паре?
– С рядовым Сиренко, – твердо, как о решенном деле, ответил сержант.
– Кгм… Придется тебе другого подбирать… напарника. – Заметив недоумение сержанта, терпеливо разъяснил: – Он все-таки радист. А также повар… хороший повар. Придется брать другого. – И, считая разговор законченным, припечатал: – Вот так.
Лицо у Дробота посерело, глаза сузились и словно бы позеленели. Но сказал он спокойно:
– В таком случае, товарищ капитан, в поиск идти не смогу.
В разведке свято соблюдается принцип добровольности. В определенных случаях разведчик может не пойти в поиск даже без внешней уважительной причины. Поэтому заявление Дробота можно было принять, хотя и заметить: трепач, а может быть, трус, и потом долго проверять его в бою. Но сейчас