Судьба такая. Иван Карасёв
башни. Паровоз заправляли водой, и можно было свободно, не ожидая громкой, переливающейся на все тридцать три дублирующих голоса команды «По вагонам!», пройтись по мощённой булыжником платформе, поизучать деревенский товар в лотках и корзинах и, чем чёрт не шутит, сторговать что-нибудь у закутанной в три платка тётки с худющим лицом. Начфин выдал оклад за два дня до отправления, поэтому красивыми серыми купюрами с лётчиком Воеводов был обеспечен, имелась даже два десятка синеньких двадцатипятирублёвок.
– Сушёные яблоки! – кричала надрывно пожилая женщина.
– Солёные огурчики! – вторила ей другая.
Ни то, ни другое не интересовало Павла Петровича. Он подошёл к старухе с вязаными варежками. Сам удивился, кому она продавала свой товар, здесь теперь, кроме воинских эшелонов, вряд ли кто останавливался, а солдат снабжали уставными рукавицами.
– И кто же у вас покупает варежки? – неожиданно для себя поинтересовался Воеводов, поздоровавшись с бабулей.
– Знамо дело кто, твой брат, служивый, как ты, вон у тебя есть что на руки одеть, а вчерась поезд проходил с грузинами аль армянами какими-то, так у них и шинелишки были тонкие, а варежек-то и вовсе не видели они. Очередь ко мне стояла, всё, что навязала за два месяца, продала, домой бегать пришлось. Я им тока сказала: вы, болезные, подождите, я сичас, так они и подождали.
– Ну у наших-то у всех есть чем руки согреть, это вы зря на морозе стоите.
– Так мы в здании греемся, пока эшалона нет, да и не только варежки у меня, вон и носки вязаные, погляди, твой размерчик тоже имеем, – сказала торговка, бросив взгляд на новенькие валенки лейтенанта.
– Спасибо, бабушка, я лучше чего другого присмотрю.
– Ну смотри, внучок, смотри, – несколько обиженно-ехидно напутствовала продавщица (она всего-то лет на двадцать старше «внучка» была, только жизнь состарила больше) и тут же заголосила надрывным и переливистым бабьим голосом, каким обычно тянут заунывные, но местами взрывные песни на деревенских посиделках: – Варежки, носочки вя-я-яза-а-а-а-ные, падха-а-ди, налетай, забира-а-й, только деньги мне дава-а-й!
Воеводов огляделся вокруг, бойцы всё так же неспешно сновали или задумчиво покуривали на перроне, а паровоз уже закончил заливать воду и вовсю чихал паром из-под больших колёс, крашенных в красный (спицы) и в чёрный (обода) цвета. Ещё немного, и прикажут рассаживаться по вагонам. Но пока команды не дали, можно было вдохнуть свежего, несмотря на пронизывающий холод воздуха – всяко в теплушке отогреешься. Тут он заметил на другом краю короткой платформы маленькую девчушку с косичками, торчащими из-под взрослой, нахлобученной ниже бровей шапки. Она стояла у самого первого вагона, явно предлагая какой-то товар нескольким красноармейцам, высунувшим головы из деревянного корпуса теплушки. Небольшой такой силуэт во взрослом, до пят, тулупе вертелся во все стороны, выкрикивая непонятные на расстоянии слова. И что-то до боли знакомое показалось Павлу в стеснённых одеждой жестах,